Как же хотелось обломать ее и отстраниться, уйти в комнату!..
Но вместо этого Женька спрыгнул на пол, так что стал еще ближе к телу Кристины, и поцеловал ее. Сильно, даже болезненно, намеренно прихватывая зубами губы, грубо сжал ее грудь под тканью блузки, а потом шлепнул раскрытой ладонью по ягодице Кристины. И еще раз, чуть сильнее, едва она застонала в ответ.
Все, свернутая внутри него пружина развернулась до отказа. Женька дернул с себя джинсы вниз, в буквальном смысле разложил Кристину на столе (хорошо, что посуду они успели убрать) и резко вошел в нее. Вот так. Так. Еще глубже. Чтобы стать одним целым; чтобы чувствовать ее раскрывающуюся нежную кожу, влажную и теплую; чтобы казалось, будто достаешь до горла. И опять хлопнуть ее по попе, почти не гася удар, потому что это простое движение распаляет Кристину больше самых тонких ласк. Выплеснуть пару грязных ругательств, а вместе с ними и раздражение от навязанной поездки. Когда же Тина не сможет сдержать свои крики и станет корчиться под ним, не дать ей насладиться оргазмом, а продолжать двигаться, грубо, жестко. И потом кончить самому.
— Я правильно поняла, зай, что это означало «да»? — Пальцы Кристины вытерли мелкие бисеринки пота с Женькиного лба. — Пошли в душ. Вечер только начинается.
Глава 4. Дарима
Пейзаж был испорчен. Мазки изгибались на манер червяков, а не ложились ровно, и все из-за дрожащей неизвестно почему руки. От этого вместо задуманных волн на берег накатывалось что-то вроде сине-зеленой яичницы, а пенные гребешки походили на остатки дохлых медуз. Нет, мучить бумагу дальше не стоило.
Со вздохом Дарима поболтала кисточкой в баночке с грязной водой, отчего ворс не стал чище, и тут затрещал дверной звонок.
Сначала Дарима заглянула в комнату мамы Нины. По телевизору шло рейтинговое шоу, в котором ведущий, как обычно, красовался перед публикой и делал паузы в неподходящих местах, чем вносил легкую сумятицу в ряды гостей и углублял интригу. Позёр! От кровати доносилось глубокое носовое дыхание. «Надо же, заснула... — удивилась Дарима. — А этот соловей в коридоре никак не умолкнет! Как бы он не разбудил маму Нину».
На полутемной лестничной площадке стоял человек в невнятной одежде, и Дарима непроизвольно прищурила глаза, чтобы лучше его рассмотреть. Едва мужчина шагнул в выхваченный светом треугольник на бетонном полу, стала отчетливо видна его темно-синяя форма.
— Добрый вечер. Сержант Бондарь. — Мужская рука дотронулась до головного убора, удивительно смахивавшего на бейсболку. — Это вы звонили по поводу драки?
— Здравствуйте. Да, я. — Дарима поправила сползающие очки и подумала, что фигура полицейского не совсем пропорциональна: то ли плечи слишком широки, то ли ноги коротковаты. — Только она закончилась давно.
— Отлично. — Из интонации говорившего не было ясно, рад он этому факту или, наоборот, расстроен.
Кто-то стал подниматься по лестнице, шумно нашаривая ногой неосвещенные ступеньки, а потом раздалось поскуливание собаки. Наверное, Вира со второго этажа опять скучала без хозяев, лежала под дверью, носом к щели, ждала знакомый запах и время от времени негромко жаловалась. Зачем вообще заводят домашних животных, если потом им суждено проводить все дни взаперти и в одиночестве?
Пронзительный и замысловатый вопль телевизионной рекламы привел Дариму в чувство. И тогда она сообразила, что по-прежнему стоит в дверях, а напротив нее — все тот же полицейский, только на его круглом лице стали отчетливо заметны усталость и искусственно удерживаемая внимательность.
— Мне надо что-то подписать в протоколе?
Сержант покачал головой:
— Нет. Всего хорошего.
Он сделал «под козырек», но не сдвинулся с места. Тогда Дарима застенчиво улыбнулась вместо прощания и закрыла обитую дерматином дверь. И вовремя: из комнаты донеслось протяжное «Ри-има-а!».
Глаза мамы Нины были открыты и очень ясны. За месяцы вынужденного лежания она научилась просыпаться мгновенно и выглядела бодрой даже после двадцатиминутного сна.
— Рима, мы ужинать будем или по плану сегодня голодовка? И телевизор не трогай, пусть идет. Все одно лучше, чем на твое постное лицо смотреть.
Пока в кухне Дарима наливала в миску борщ, мяла его толкушкой для пюре и напоследок протирала через металлическое сито, до нее долетали обрывки фраз мамы Нины о том, что никто не ценит сделанное ему добро. Вот и Дарима ничуть не лучше других: мечтает, чтобы родная бабушка скопытилась побыстрее, и тогда не нужно будет никого кормить с ложечки, брезгливо мыть кожные складки и выносить грязные горшки...