Старовойтов между тем продолжал:
— Вроде не стар я, чтобы не разбираться в современных отношениях. Одно знаю точно: если двое любят друг друга, воздух вокруг таких искрится, спичку боязно вытащить. Ругаться могут, драться, дверью хлопать, а искры все равно никуда не исчезают. Так было, есть и, надеюсь, будет. А между вами... — В такие паузы, как эта, говорящий обычно пожимал плечами, точно не мог найти подходящее слово. — Будто хворост под ногами трещит, такая сушь. А от валежника, сама знаешь какой костер. В минуту прогорел — и фьють! Все руки и душа в саже. Что ты молчишь?
— Нужно что-то сказать? — Голос Тины звучал невозмутимо, будто не лекцию ей сейчас читали, а список необходимых покупок в супермаркете. — Не знала, что ты умеешь находить такие поэтичные сравнения. Искры, огонь... Правда, не думала, что кто-нибудь уподобит меня полену.
«Это точно, в постели ты далеко не бревно, а иначе бы дровосеки мечтали о таких лесозаготовках, где материал сам прыгает навстречу топору, изгибается в любых направлениях и вообще принимает немыслимые позы, будто резиновый», — снова влез с невысказанными комментариями Женька.
— Не хами. Все-таки я твой отец, а не университетская подружка.
— Извини. Но давай тогда сделаем вид, что этого разговора не было. Просто раз! — и зачистка памяти произведена. Ни к чему резать душу. Я не лягушка, и превращение в царевну мне не грозит. Да и принцы давно перевелись, остались только мальчики-зайчики. Пусть моя личная жизнь, папа, остается тайной за семью замками, как было до этого дня. А кто и почему именно он... Может у меня быть женское «хочу» без объяснения причины?
— А потом такие же беспричинные слезы в подушку? Тина, Тина...
«Да-а, не знаете вы своей дочери, Николай Петрович. Что нужно ей от жизни, чем дышит, о чем мечтает? Темный колодец у нее вместо сердца. Там не то, что черти, а вполне приличный плезиозавр поместится. Если б и хотел заглянуть туда — до дна не дотянуться». Возможно, в самом начале и задумывался Женька, зачем он Тине сдался, почему прямиком не пошлет его подальше с этими «трахательными» встречами. А теперь и это было неважно, в душу лезть не хотелось. Давала опустить ладони, чтобы зачерпнуть горсть-другую тепла общения, позволяла в постели все, ну и хватит.
Стоять в расстегнутой куртке оказалось холодно и неприятно, особенно когда в бок тыкала назойливая ветка с острым концом. Женька потянул ее вниз, и та отозвалась звучным щелчком переломанной палки. Все, пора выходить на сцену и сменить репертуар на что-то менее душещипательное.
— Где ты был? — По Женькиному лицу заскользили глаза Кристины. Ну один в один прожектора противовоздушной установки, отслеживающие вражеские самолеты у стратегически важных объектов.
— Телефон забыл в машине.
Лицо Женьки (он был в этом абсолютно уверен) оставалось безмятежным: зачем после неприятного разговора с отцом волновать подругу еще и тем, что в этой беседе незримо присутствовала третья персона, пусть и незаинтересованная? Проще сделать вид, что сейчас его занимает только деревянная решетка для обуви и налипшие на туфли комки грязи. Когда результат чистки удовлетворил Женьку, он поднял голову и улыбнулся настороженно молчавшему Старовойтову:
— Спасибо за гостеприимство и вкуснейшую уху. Честно, никогда такой не пробовал.
— Маше будет приятно.
— Попрощайтесь, пожалуйста, за меня. Боюсь, что, если вернусь в дом, от стола меня уже не оттащить и самосвалом. До свидания.
Старовойтов неодобрительно качнул головой, и его пожатие сдавило Женькину кисть стальными клещами. М-да, такой за три секунды уложит, вздумай тягаться с ним в армреслинге!
Под ногами Женьки хрустел гравий, руку грели пальцы Кристины, а в голове гулял веселый сквозняк, от которого подмывало дико гигикнуть и умчаться по лужайке, расставив руки «самолетиком». Вот кто скажет, почему ему расставание всегда слаще, чем само свидание?
«Ну, ударим по газам!»
Ретивым планам не удалось так же стремительно осуществиться: вмешались губы Кристины, к которым подключились и остальные части ее тела...