— Такие разговоры стоит затевать в подростковом возрасте, да только тогда не смогла, вот и сейчас вряд ли выйдет. Но должна тебя предостеречь, милая моя, мужики, они такие... — Видно, от нехватки подходящих по смыслу или приличию слов мама Нина закатила глаза, блеснув желтоватыми белками. — Не знаю, может, где и есть нормальные, но я таких не встречала. Дед твой оказался лютым ревнивцем, а через то и мерзавцем. Пока жили вместе, все душу из меня тряс, признаний требовал, где и с кем, исправно ставил синяки и ломал кости. Рада уже была бы и придумать грехи и покаяться в плотских утехах, да не знала, кого приплести, чтоб поверил и не убил того бедолагу. Вот и твой отец пошел по тем же стопам... — С губ мамы Нины сорвалась капелька слюны и осела на пододеяльник. — В телевизоре говорят, это карма такая, чистить надо. Только вряд ли ее губкой для посуды потрешь, мою же и вовсе наждаком не отдраить. Но это правда, Рима, плохая склонность у нас в роду, каких-то тухлых мужиков мы выбираем. Вот твой друг... Что ж не зашел он, как всякий приличный человек, познакомиться со мной? Мозги-то и язык у меня еще не парализованы.
— Он... Мы пока только...
Дарима не знала, как объяснить маме Нине, что они с Владимиром видели друг друга только третий раз, если за первый считать те гляделки на полутемной лестничной клетке. А вдруг он боялся помешать больному человеку? Даже она, Дарима, иной раз старалась по пустякам не беспокоить маму Нину.
— Да, верно говоришь, что вы «пока только», но и это делаете очень громко, милая моя. — Все, доверительная беседа подошла к концу, и мама Нина снова натянула маску издевки и сарказма. — Думай головой, а не задницей, не то в подоле принесешь. Как будешь тогда двоих-то кормить?
Жар полыхнул по щекам Даримы, будто по сухому дереву, и она вскочила. Хотелось спрятаться в ванной и смочить кожу прохладной водой. Нет, лучше было бы погрузить лицо в тазик до самых волос, тогда язвительная просьба мамы Нины включить телевизор, «чтобы перебить охи-вздохи», осталась бы неуслышанной.
Как Дарима умудрилась не уронить пульт дрожащими пальцами, она не знала. Прямо за порогом стоял Владимир, и Дарима молча ткнулась ему в плечо. Упоры на оправе очков болезненно жали на косточки носа, но все это ощущалось такими мелочами по сравнению с тем, как рыдала ее душа. Душа, оставшаяся в образе малышки с аккуратными косичками и в легком платьице. Сейчас косички превратились в растрепанные лохмы, подол испачкался и надорвался сбоку. А душа все кричала, срывала тесноватые сандалики и швыряла их в стену Дариминой выдержки. Та вибрировала, но держалась. «Надо переждать эту бурю, как и все предыдущие, — мысленно твердила Дарима. — Иного выхода, как только не поддаваться, нет, иначе от всех тревог и обид крышу снесет основательно. А так нельзя: на мне одной все держится».
— Хочешь, малыш, завтра встречу тебя с работы? А нет, завтра не выйдет: заступаю на дежурство. Послезавтра? Ч-черт, это суббота... Но я заскочу?
Вместо кивка вышло какое-то бодание. Прежде длинный коридор показался Дариме невозможно коротким. Оделся Владимир по-армейски быстро и уже потом обнял Дариму. Его губы на вкус оказались мягкими и приятными, может быть, чуть мокроватыми, но Дарима уверяла себя, что так и положено. Лишь язык лез во все уголки рта с назойливостью, от которой не хватало дыхания. Очевидно, все дело было в ее неопытности и понадобится время, чтобы она научилась целоваться и получать от этого удовольствие. Пока же Дарима беспокоилась о том, не остались ли в зубах крошки после вечернего перекуса.
Пальцы отпустили дверцу холодильника.
Весь следующий день прошел как в тумане. Дарима что-то делала, безостановочно бегала, лишь бы не сидеть на месте, иначе в голову начинали лезть глупые мысли, что с Владимиром они больше не увидятся. «Неумелая я, глупая, одним словом, девчонка. Кому с такой интересно? Но ведь пообещал, а полицейские же — наша честь и гордость. Такие слово держат. Придет... Эх, надо было попросить его номер телефона. Обязательно сделаю это завтра. Завтра! Тогда уж я буду смелее и не отведу его руки. Несомненно Владимиру не хватает ласки, тепла, а этого добра у меня с запасом, не грех и поделиться...» Потом Дарима спохватывалась, подскакивала к бурлившему на плите баку с куриным супом и начинала мешать так, что Вера Семеновна останавливала ее руку с половником: