Мама Нина угрюмо пялилась на экран, где стая поджарых львиц гоняла по саванне антилопу. Хорошо еще, что охотницы не поймали беднягу и не принялись поедать, вряд ли это кровавое зрелище способствовало человеческому аппетиту. Но мама Нина и без трапезы прайда буркнула:
— Можешь полотенце убирать. Не хочу есть. И передай своему хахалю, что здесь не благотворительная столовая в придачу с курилкой. Пусть выметается туда, откуда пришел.
— Мам Нин... — от волнения Дарима смогла выговорить только это и дальше только моргала.
— Спать буду. Уходи.
Желтоватая щека под поцелуем затряслась плохо застывшим желе. Дарима поплелась в кухню. На темном небе форточка вырезала ровный прямоугольник, который Владимир украшал дымными завитушками.
— Не кури, пожалуйста.
— А ты перестань плясать вокруг нее на задних лапках. Смотреть тошно.
— Что значит «плясать»? Она же болеет.
Несъеденная овсянка вернулась обратно в кастрюлю, а Владимир с треском захлопнул окно.
— Вот именно. Старая карга удобно устроилась. Самое лучшее ей: все твое время, деньги, продукты, внимание, забота. А о себе ты когда подумаешь? Тебе же нужно замуж, детей рожать... А в этой квартире живешь небось на правах канарейки. Захочет бабуля — погонит взашей, и никто ей не помешает.
— Глупости говоришь. У нее же больше нет никого, только я.
Тарелка была уже пустой, а ложка все скребла и скребла по дну.
— Тем более не стоит губить свою молодость. Я подскажу, что делают в таких случаях. — Владимир подошел ближе, из-за чего говорить громко стало излишним. — Нужно сдать твою лежачую старушку в соответствующее учреждение. Там и уход лучше, и опять же постоянный присмотр. Ты вот на полдня уходишь на работу. А вдруг в эти часы что случится?
— Тьфу-тьфу-тьфу, — Дарима потянулась к разделочной доске и постучала. — Даже думать не хочу о таком. А в приюты, или как их там называют — дома престарелых, инвалидов, — на которые ты намекаешь, не берут просто так. Денег, чтобы оплачивать содержание мамы Нины, у меня нет. Да и не хочу я близкого человека, вырастившего меня, сдавать куда-то. — Пустая тарелка с грохотом полетела в мойку. — Неправильно это, понимаешь, не по-человечески! Бездомного пса и того жалеют, а здесь мама.
— Бабка, — поправил Владимир.
— Мама, бабушка... Какая разница? Да я потом в глаза самой себе не взгляну. Нет, Вова, подло это, гадко. И давай больше не заговаривать об этом. Не надо. Все.
Чтобы точно поставить на этом точку (и занять рот), Дарима подставила Владимиру губы. На этот раз поцелуй вышел неторопливым, нежным. Примиряющим. Она уже готова была ответить сама, как Владимир отстранился и пальцем тронул ее оправу:
— Не будешь обижаться, если сейчас убегу? Остались кое-какие дела, надо доделать.
— Конечно, иди. А... завтра...
— Обязательно приду, — Владимир зажал губы Даримы двумя пальцами и поцеловал получившийся утиный ротик, — только ближе к вечеру. Коллега попросил помочь с переездом, вот и потягаю мебель чуток. Приготовишь что-нибудь вкусненькое?
Он не стал ждать ответ и вышел в коридор, где стянул с вешалки куртку. «И почему я не повесила ее на батарею!.. — расстроилась Дарима. — В мокрой одежде да еще в октябре и простудиться немудрено».
— Спокойной ночи. Будь аккуратным.
— А чего бояться полиции? — Пальцы Владимира потрепали ее по щеке. — Ну, пока.
Подбежав к окну, Дарима еще успела увидеть, как Владимир спустился с крыльца и тут же, подняв воротник, ссутулился: дождь не унимался. За стеной тяжело вздыхала мама Нина.
Глава 7. Дарима (часть 2)
Воскресенье началось с сизого тумана. Мало того, что он слизкой дымкой обляпал здания, деревья и машины и они как сквозь землю провалились. Так эта муть льнула к оконному стеклу и через форточку запускала щупальца в комнату.
Настроение мамы Нины не улучшилось. Она проглотила ложку каши и снова потребовала оставить ее в покое.
А Дарима укрылась в своей комнате, копалась в старых рисунках, заново вымыла палитру да погрустила над потрепанными кисточками и уже скудным запасом ватмана, подаренного тетей Олей из двадцатой квартиры.
Олечка Сергеева бредила архитектурным и сутками что-то чертила и «мазюкала», по брезгливому выражению мамы Нины. Испорченные листы сначала выбрасывались, а потом Сергееву у мусорки как-то заметила Дарима и, преодолев смущение, попросила отдать ей большой пакет макулатуры. С тех пор раз в месяц Олечка звала Дариму к себе, чтобы в прихожей всучить свои неудавшиеся труды, которые дома можно было спокойно перевернуть чистой стороной вверх. Благотворительность продолжалась шесть лет: пока Сергеева штурмовала заветный вуз, и закончилась вместе с Олечкиным триумфальным поступлением в прошлом году.