А теперь и это исписанное счастье пересчитывалось по пальцам. Что было делать дальше? Не могла же Дарима уподобиться тем, кто из-за нехватки бумаги писал между строк потрепанных томов. И вообще, вряд ли рисунок уместился бы на отступах, да и книг в доме лежало не так уж много. Подумав про «Джен Эйр» с чернильными разводами или полустертыми следами карандаша, Дарима вздрогнула: «Нет, я не такой вандал. Значит, потрачу деньги. Если только соображу, откуда их взять».
Как ни медленно тянулся день, он все же сменился вечером. И вот уже Дарима в кухне накрыла стол чистой скатертью, разгладила рукой праздничные вишни на загибах ткани. Плоская тарелка звонко дзинькнула, устроившись на своей мелкой подружке. «Вилка слева, нож справа, — проверяла себя Дарима, — по всем правилам сервировки, хотя резать сегодня нечего. Рассыпчатая картошка моет брюшко в сливочном масле. Жаль, нет укропа для аромата и цвета. Скудный ужин, что ни говори. Кто такой оценит? А может... Один раз, только один. Все равно мама Нина капризничает с едой...» И Дарима, скрепя сердце, резанула кусочек от мяса, сваренного маме Нине, и накрыла салфеткой, чтобы не заветрился.
Владимир пришел после восьми. Долго трезвонил, потом шумно ввалился в коридор, где и облапил Дариму. От него пахло сыростью, пригорелым супом и чем-то алкогольным.
— Привет, малыш. — Губы Владимира прочертили слюнявую дорожку от рта Даримы до ее уха. — А вот и я. Изголодался-то как!
В кухне Дарима поставила на стол дымящуюся картошку, а на край тарелки пристроила мясо. Мелочь, но она так и не смогла себя переубедить, что это не воровство. Тем более у больного человека.
— Хлеб есть?
— Вот, держи.
Дарима отрезала горбушку от буханки «Бородинского» и скривилась: внутри буйно расцвела плесень, украшая буханку серо-зелеными прожилками. Надо же, а всего лишь позавчера купила.
— М-да...
Владимир выглядел таким расстроенным, что даже отложил вилку и чуть отодвинул тарелку в сторону. Бедняга, весь день таскал диваны и шкафы у друга, наверное, не успел перекусить, а еще тут такое... Какая мужикам еда без хлеба? И Дарима решилась:
— Хочешь, я сбегаю в магазин?
— Ну давай. Я чуток покемарю.
Пока Дарима укутывала картошку полотенцем, чтобы не остыла, Владимир в самом деле положил голову на скрещенные на столе руки и засопел. Мама Нина тоже похрапывала и по давно установившемуся режиму точно проспит еще полчаса. Дарима натянула куртку и аккуратно прикрыла за собой дверь.
В ближайший магазин за углом она старалась без нужды не ходить. Молоко частенько бывало просроченным, творог кислым, а зимой вонь от гниющего картофеля выкручивала ноздри. Да и «трубачи»-алкоголики не стеснялись прикладываться к бутылкам прямо на крыльце. Отвратительное место, честно говоря. Но сегодня из-за спешки Дарима залетела именно сюда и, схватив половинку ржаного «кирпичика», ринулась к кассе. Зажав в кулаке сдачу, отщипнула из мягкой середины кусок — для проверки — и, удовлетворенная, сунула в рот. А теперь домой! У подъезда Дарима поймала себя на мысли, что размахивает пакетом не хуже школьницы с физкультурной сменкой.
Дверь оказалась закрытой. Наверное, от сквозняка захлопнулась на защелку. Дарима покрутила в замке ключом, разделась в коридоре и на цыпочках прошла в кухню. Владимир спал, неудобно уткнув лоб в скатерть, отчего дыхание его вырывалось с легким свистом. Из волос к сахарнице тянулись хвостики двух вишен. Жалко будить, но ничего не поделаешь. Когда Дарима тронула Владимира за плечо, он мгновенно вскинул голову:
— А? Что?
— Я хлеб принесла. Поешь. Или, может, разогреть?
— Сойдет и так. Лучше чайку поставь.
Дарима передвинула чайник на ближайшую конфорку, чиркнула спичкой и села напротив Владимира. Она давно воспринимала еду как набор белков, углеводов и жиров, требуемых для выживания организма, да и питалась чаще стоя или на бегу. Сейчас же вид жующего мужчины умилял. Такой домашний, родной, у нее на кухне... Хотелось просто подпереть щеку и молча любоваться Владимиром. Пять минут, десять. Всю жизнь.
На плите задребезжал крышкой чайник, и, пока Дарима искала чайные пакетики, кипяток выплеснулся на добрых двадцать сантиметров, чуть ли ей не под ноги. Мол, нечего предаваться пустым мечтам.