Одну чашку, «гостевую», с пузатой старинной машиной, придвинула Владимиру. На второй мультяшный котенок с собачим именем улыбался щербатому краю. Может, это он его и попробовал на зуб, а теперь радовался, что не наказан?
Чашка с котенком осталась у мойки: однажды Дарима обожглась горячим и с тех пор давала любым напиткам остывать почти до комнатной температуры. Да и маму Нину она так и не проверила.
В комнате тускло горел ночник, который выключали не раньше утра. Старая лампа, чиненая-перечиненная, с изумительным абажуром. Ее и жалели-то только из-за этого куска раскрашенного шелка. Много лет назад кропотливая рука неизвестного мастера вырезала в нем фигурку феи со стрекозиными крыльями и с такой длинной палочкой, что набалдашник в виде звезды касался края высокого колпака, более подходящего какому-нибудь Петрушке на новогоднем утреннике советских времен. Мама Нина утверждала, что прототипом чародейки послужила она сама. И в детстве Дарима бессчетное количество раз разглядывала летящий силуэт, но то, что она видела на седоватом потолке, никак не походило на фигуристую маму Нину. Ну да ладно, феи тоже стареют.
По привычке поддернув шторы и испуганно оглянувшись на кровать, когда последнее кольцо ржаво проскрежетало по металлической струне, Дарима прокралась к порогу. Уф, не проснулась!
Они еще посидели с Владимиром, выпили чаю. Потом он курил, далеко высунувшись в открытую форточку. Дарима заикнулась о том, что лучше выйти на улицу, но Владимир лишь досадливо тряхнул головой. Он вообще был странно немногословен и сдержан, руки не распускал. А через полчаса сослался на головную боль и ушел, чмокнув Дариму в район виска. Посуда осталась в мойке: звенеть не хотелось.
Около шести застрекотал будильник. После выходных всегда было тяжело просыпаться и еще труднее мгновенно вставать. Только холодная вода помогала сбить остатки сна, поэтому в ванной Дарима сначала поплескала на лицо и тогда уже потянулась за зубной щеткой и пастой.
В комнате мамы Нины фея парила в дальнему углу и никак не могла долететь хотя бы до середины потолка. Толчок в пузатую кнопку на лампе — и волшебница растаяла. Мама Нина все еще спала, несмотря на то, что обычно просыпалась задолго до сигнала часов.
— Мам Нин. — Дарима тронула плечо, скрытое пододеяльником в мелкий голубой цветочек. — Доброе утро, мам Нин. Мне скоро на работу. Давай я тебя покормлю.
Ресницы спящей не дрогнули, приоткрытый, будто в зевке, рот не закрылся, и Дарима усилила нажим, а потом боязливо одернула руку. Пока она буравила взглядом грудь мамы Нины, в Даримином мозгу тикали секунды. Сначала еле слышно: тик, тик, тик. Потом чуть быстрее: тик-так, тик-так. Когда же в ушах загрохотало что-то совсем невообразимое — так, та-ак, та-ак, — Дарима мотнула головой. «Успокойся. Откинь это чертово одеяло, наверное, оно все глушит, и попробуй нащупать пульс». Кончики пальцев прижались к правой стороне шеи мамы Нины. Отчего она вообще прицепилась к одеялу, если шея и без этого оставалась открытой? И холодной. И беззвучной, в отличие от ее собственного колотящегося сердца.
Все.
Зачем-то Дарима поправила криво лежащую подушку под головой мамы Нины, прикрыла одеялом «для тепла», хотя той было уже все равно, и, вытерев слезы, которые давно уже бежали по щекам, вышла в коридор к телефону. Юлькин номер отфутболил бесстрастным «Абонент находится вне зоны доступа». Что делать? Кому еще звонить? Идти стучать к соседям? Как поступают в таких случаях? Об этом никогда не задумываются или гонят неприятные мысли, чтобы не накаркать, а когда сталкиваются, спрашивать, как правило, уже некого.
Между створками трельяжа неряшливым ухом торчал клочок бумаги с какими-то цифрами. Точно, как же она забыла! Вчера перед уходом Владимир попросил у нее ручку и черканул свой телефон прямо в лежащем тут же блокноте. Когда Дарима ахнула, что тот не ее, а мамы Нины, Бондарь решительно вырвал листик и сунул в зеркало. Как он говорил? Можно звонить в любое время?
Трубку сняли после второго гудка.
— Вова, кажется... — К своему ужасу, Дарима давилась сухими словами и еле могла что-то выговорить. — Мама Нина... Она...
— Сейчас буду.
Он примчался так быстро, словно жил не на соседней улице, а в доме напротив. Прошел в комнату и деловито тронул шею мамы Нины. Тоже загнул одеяло, чтобы приложить ухо через ночную сорочку к бесформенной груди. Дариму начало трясти, без слез.