Юлька отбросила планшет и забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Читать не тянуло, фильмы надоели. И что же не спалось-то ей в выходной?!
К десяти часам Юлька готова была выть от тоски и почесывания. Она курсировала из кухни в ванную и прислушивалась к трубам. Где-то внизу лязгали чем-то железным, и хотелось верить, что там ремонтируют водоснабжение. Без обязательного утреннего душа Юльке мерещилось, что по телу ползают невидимые вши и раз за разом вонзают в кожу свои челюсти. Нервно потерев шею в который раз, она потянула к себе тарелку с одиноким яблоком.
— Катись, катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку, покажи мне...
Не дослушав Юлькину присказку, красно-желтый фрукт вылетел за плоский фарфоровый край и со всего размаха шмякнулся об пол. Когда Юлька обнаружила его за дальней ножкой стола, на боку яблока виднелась приличная вмятина, и на роль сказочного телевизора оно уже не подходило. Вытерев яблоко о штаны, Юлька куснула поврежденный бок. Кисло-сладкий и очень сочный, самое то.
Над головой раздалось жужжание мобильного телефона, через секунду сменившееся хитом с очень подходящими словами. Да, именно такая ее жизнь: без воды, под столом, с немытым яблоком во рту. Сплошное свинство.
— Пвивет, мам. — Юлька оперлась локтем о табуретку, но осталась сидеть на полу и усиленно заработала челюстями, чтобы побыстрее дожевать.
— Привет. Не разбудила? Что делаешь?
— Ела, но уже все, закончила. Как вы там? Как Даня?
— Да вот собирается на футбол. Я ему говорю: «Ну подумай сам, что за игра на снегу. Поскользнешься — переломаешь руки-ноги, попрощаешься со своим спортом.» Так разве вы слушаете? И Даня туда же: «У меня тренировка, ее нельзя пропускать». — Мама вздохнула. — Ты-то хоть тепло одеваешься?
— Да! — с готовностью подтвердила Юлька.
— Как-то слишком резвенько ты отвечаешь... — проницательно подметила мама.
Юлька поморщилась:
— Ма, у нас температура около нуля! Вон только вчера нормально подмерзло. А сегодня вроде опять тает.
— Носи шапку, а то последние мозги отморозишь. Слышишь? И на еде не экономь...
— Знаю, иначе слягу с гастритом, — перебила Юлька. — Не бойся, меня Дарка кормит всякими деликатесами. Мы теперь вместе живем.
— Вот и хорошо, вот и ладно, — мама явно не слушала последние Юлькины фразы. — Я чего сказать еще хотела... Мне звонили из Арска. Это город на Севере, где работает твой отец.
Внезапно будто кто-то невидимый опустил тяжелые ладони на грудину и, надавив изо всей силы, вжал ее в позвоночник. Чтобы не задохнуться, Юлька задышала мелко и очень часто.
— Произошел несчастный случай. От сильного ветра в разгар смены упал кран, прямо на стройплощадку. Пострадало много рабочих. Юля, твой отец в коме. В кармане его сменной одежды нашли неотправленную квитанцию — мы как раз ждали алименты на Даньку, — так и вышли на меня. Юля-я, ты до... ка...
Тонкий писк помешал разобрать последние слова, и Юлька не сразу поняла, что этот скулеж вылетал из ее рта. Чтобы остановить его, она зубами прикусила костяшки пальцев.
— Ты должна к нему поехать. Не я, бывшая жена, не Данька, который почти не знает настоящего отца, а именно ты, родная душа, любимая дочь. Вон сколько по телевизору рассказывали случаев, когда человек выходил из комы и подтверждал, что в том состоянии все слышал, понимал, только ответить не мог. — Мама шумно высморкалась. — Я уверена, твой голос ему поможет...
На коже остались полукружья от зубов, а очнувшаяся Юлька отчеканила:
— Я не помогаю предателям.
Нажав «отбой», она бросила телефон в сторону. Потом на четвереньках поползла к нему, снова разрывающемуся, через всю кухню. Схватила и давила, давила на кнопку питания, пока экран не потух вместе с надписью «Мама».
Андрею Репьеву было около тридцати, когда он познакомился с Леночкой Жигайло, будущей Юлькиной мамой.
Он строитель, только что приехавший с Севера и заросший хуже лешего. Она начинающий парикмахер. От волнения и страха (как она потом призналась, он был первым клиентом, стричь которого пришлось самостоятельно) Леночка несколько раз уронила расческу и едва не поранила ухо Андрея ножницами. С закушенными сосредоточенно губами, с алыми пятнами на щеках, она выглядела такой трогательной и милой, что он невольно залюбовался. А когда до конца рабочего дня оставалось полчаса и его все еще неостриженные десятисантиметровые лохмы, Репьев подал Леночке машинку для стрижки волос.