С энной попытки, переломав кучу спичек, Юлька все-таки зажгла бумажку и сунула ее за дверь холодильника в подставку для яиц. Так что же сильнее: пламя или холод? Оказалось, что мама, принесшая из магазина покупки. Затушив тлеющий пластик и не слушая лепечущую Юльку, что это «экс-пе-ри-мент», она отвесила парочку оплеух и, не удовлетворившись результатом, зашебуршала на кухонных полках, кляня запропастившийся куда-то ремень. Очевидно, в пылу переживаний до мамы не доходило, что нужная ей вещь отродясь не хранилась среди гречки и макарон.
За свисающей почти до пола скатертью хоронилась Юлька и, шмыгая носом, оплакивала неудавшееся исследование. Но когда мама, не найдя кожаный метод убеждения, ринулась в коридор, к выглянувшему на шум папе, Юлькины слезы высохли на раз. Родители, молчавшие до этого происшествия почти неделю, заговорили друг с другом! Папа защищал Юльку: «Холодильник — мелочь, надо радоваться здоровому любопытству дочери, которая стремится узнать больше о мире». Мама обвиняла его в «самоустранении от воспитания, ложной отцовской позиции, которая наверняка спроецируется на последующую личную жизнь Юлии».
И Юльку осенило: ну вот же, они общаются! Неважно, что громкими голосами и на не совсем понятные темы. Но в одной комнате, лицом к лицу, а не по разным углам! Не расходятся случайными знакомыми, которые встретились в поезде, выговорились и равнодушно отвернулись. Нет! Они забыли свои проблемы и рассуждают, как быть дальше. А что думать-то? Она, Юлька, все уже решила. Если родителям, чтобы вспомнить друг о друге, нужны встряски, она их устроит. Планомерно, последовательно и даже с радостью.
Тогда-то под кухонным столом Юлька сознательно записала себя в оторвы. Конечно, она и до этого дня не прочь была выкинуть что-нибудь эдакое, чему спички — яркий пример, но многих последующих шалостей можно было избежать, если бы не игра на публику.
Так и повелось из месяца в месяц, из года в год: Юлька куролесит — мама с папой совещаются и читают нотации, безрезультатно завинчивая гайки дисциплины все туже.
Надо ли говорить, что Юлькин метод, по-детски наивный и бесхитростный, не мог спасти семью, он лишь оттягивал неизбежное. И, едва в выходках дочери наступал период затишья, отец исчезал. Мама билась на бабушкином плече и между сморканиями выплескивала подозрения про очередную молодую любовницу. «Конечно, у нее красивые ноги, а не то что мои, с начавшимся варикозом. Так ведь всю смену стоишь, к вечеру еле переставляешь чугунные колонны, — доносилось через стенку до съежившейся на полу Юльки. — И руки, небось, ухоженные у той, а мои от жесткой воды вечно идут цыпками. Вот, глянь, и сейчас то же». Бабушка возражала, что это все от нервов, капала валерьянку и бранила настырного Мурза, который лез на одурманивающий запах. От отчаяния Юлька затевала очередную глупость, про которую отец каким-то образом узнавал и возвращался домой.
Он ушел окончательно после бабушкиной смерти. Не помогли ни мамины слезы, ни родившийся за месяц до этого сын, ни мольбы Юльки не бросать ее или, наоборот, забрать с собой. Андрей Репьев виновато поджал губы и с помятым чемоданом перешагнул порог.
Юлька не находила себе места: обкорнала волосы и выкрасила остатки в фиолетовый цвет, на уроках не появлялась, днями торчала за гаражами или в «лесках». Тогда же она научилась курить.
Маме повезло больше: ее переживания притупляли ежедневные заботы о маленьком Дане, отказывающемся брать грудь, отчего застои молока не прекращались, а голова гудела от температуры и недосыпа. Нужно было учиться жить самостоятельно, без поддержки за спиной. Тут уж не до выкрутасов дочери.
Если мама и надеялась, что муж одумается и снова вернется, то никак этого не показывала, но и на развод не подавала. Это сделал сам Андрей, прислав заявление по почте.
Во всей этой круговерти подарком судьбы был Женька, который берег порой зарывавшуюся подругу от плохих компаний. Кто знает, может, без него и Даримы пропала бы Юлька, решившись однажды на совсем безумный шаг вроде наркотиков или бутылки паленой водки.
Через четыре года, осенью, как раз после отъезда Женьки, мама повторно вышла замуж. Подруга сосватала ей соседа-вдовца, неразговорчивого и хозяйственного инженера с теплостанции. Страстной любовью здесь не пахло, но с избытком хватало домовитости и уважения с обеих сторон. Разменяв четырехкомнатную квартиру, мама (естественно, с детьми) переехала в другой микрорайон, к новому мужу. Наотрез отказавшись идти в близлежащую школу, оставшиеся два года до выпуска Юлька доучивалась в старой, пусть и добиралась туда через полгорода на автобусе, да и вечера предпочитала коротать в привычной компании все на той же улице Калинина.