— Покажешь свои тридцать две жемчужины? — полутребовательно попросила Юлька.
— Уже тридцать. Но там не видно ничего, — тем не менее Женька задрал верхнюю губу, чтобы тут же опустить. — Убедилась?
— А кто тебя так отделал?
— Неудачное стечение обстоятельств, — Женька не собирался вдаваться в подробности и выставлять себя несчастной жертвой. — Будем считать, что злые чары мешали добыть для тебя этот аленький цветочек.
Он привстал и из заднего кармана джинсов вытащил остатки рогоза. От ровной «колбасы» осталась лишь треть, да и та топорщилась вылезающими пушинками.
— Где ты его нашел?! В ноябре, в огромном городе...
— У одного волшебного озера. Может, как-нибудь свожу тебя туда. Так я прощен?
Он ждал очередного взрыва, мини-цунами или даже брошенного флакона из-под шампуня. Однако Юлька потянулась к Женьке и крепко-крепко обняла. Она дышала ему куда-то ниже уха и время от времени касалась кожи губами, бормоча что-то вроде: «Вредина... Волновалась... Передумала столько...» От маловнятных, щекочущих слов в Женькиной груди поднималась теплая волна. Юлькины волосы снова сладко пахли карамелью, хотя Женька готов был поклясться, что на шампуне нарисован подорожник.
Если бы он мог, то сидел бы так вечно, несмотря на затекающие ноги и режущий кожу бортик. Но Юлька первой подалась назад. Глаза ее отливали припыленной травой, а лицо с каждой секундой все больше светлело. Пальцы бегали по стебелю рогоза. Все-таки здорово, что за эти годы она так и не научилась любить нормальные цветы.
— Сваришь кофе? Там в шкафу где-то валяется пачка молотого, что ты купил.
— Да, сварю. А потом мы поговорим про то, что произошло у тебя. — Женька встал. — И не надо, Ляпа, мотать головой и хмуриться, что не хочется. Помнишь про вечное слово «надо»? Вот-вот.
Приготовление напитка свелось к механическим движениям ложкой в турке по часовой стрелке (странно, это Женька заметил, а вот сколько кофе положил, не обратил внимания) и к наблюдению за появляющимися пузырьками. Выключать газ он не спешил. Лишь когда поднявшаяся шапочка готова была сорваться пенным водопадом, убрал турку с огня.
Юлька пришла в том самом пушистом халате до пят, в который куталась избитая Дарима в вечер их встречи. Ткнула рогоз в горшок к кактусу, погладила обоих. Потом взяла из шкафа чашку с божьими коровками (на взгляд Женьки, чудовищно большую для кофе) и щедро наполнила ее из турки. Сделав первый глоток, одобрительно замычала. Отпив еще раз, уже беззвучно, Юлька зачем-то выглянула в окно и наконец заговорила — по своей привычке без предисловия:
— Мне сегодня звонила мама, рассказала, что из-за несчастного случая на стройке отец впал в кому. Это, собственно, все. — Она скомкала пустую сигаретную пачку и постучала ногтями по краю пепельницы. — У тебя сигареты есть?
Женька покачал головой. Юлька снова отвернулась к улице и продолжила:
— Мама хочет, чтобы я поехала к нему. Только зачем? Вся история их жизни — одно сплошное предательство с его стороны. Ну приеду я в этот Арск, и что? Он мгновенно пойдет на поправку? Не смешите меня. Что вообще может измениться?
— Ты успокоишься. Знаю, тебе до сих пор трудно примириться с его уходом, но это жизнь, Ляпа. Люди женятся и частенько расходятся, такое сейчас происходит сплошь и рядом. И когда смотришь со стороны, эта ситуация представляется такой... мелкой, что ли, неважной. Подумаешь, родители развелись! Но когда именно твой отец уходит от твоей матери, это будто бросают тебя самого.
Женька замолчал. Он мог бы добавить, что развод родителей — это вроде как от тела отрывают приличный кусок и становится невозможно нормально двигаться и дышать. И не имеет значения, что ушедший звонит, приезжает, интересуется делами. Раненое место не заживает, потому что ребенок, не замечая того или специально, не позволяет этого. Срывает подсыхающую корочку, лезет пальцами в порез, углубляя его до траншеи. А ведь ему надо всего лишь опустить руки и чуть-чуть подождать.
Но все это выходило напыщенно, как в чересчур умной книге.
Женька встал за Юлькой, почти касаясь ее спины своим телом.
— Пойми же, отец тебе не враг и не больший предатель, чем я. Да и проступок у нас один и тот же: мы оба сбежали. Но почему-то меня ты простила враз, а на него продолжаешь дуться. Юля, прими наконец тот факт, что у отца могут быть свои слабости и ошибки. Отпусти обиду. Во всяком случае, попробуй. Чтобы дальше спокойно жить...
Напряженный затылок кричал лучше всяких слов, как Юльке тяжело сдерживаться, и Женька, жалея, обнял ее за плечи рукой. Она слегка дернулась.