«Ляпа... Любимая... Единственная... Ты никогда не пыталась казаться лучше, чем есть. Решала чужие проблемы, отодвигая на задворки свою собственную боль. Не раздумывая, готова была сдернуть с себя ту самую пресловутую рубашку, даже если другу нужен был всего лишь носовой платок. И, несмотря на годы разлуки, ты все такая же своя в доску. Близкая. Родная. Моя Ляпа».
Юлька поправила халат и подняла на Женьку глаза. Они все еще искрили.
— Объясни мне, пожалуйста, как могут любящие люди исчезнуть из жизни на раз-два. И если бы мы не столкнулись в аэропорту, это тянулось бы и дальше, да?
— Нет, не тянулось бы. Я все чаще вспоминал о тебе... — Женька не удержался и погладил Юльку по щеке, но она вывернулась. — Ты права, надо было подойти тогда, но я подумал: «А зачем?» Все же и так понятно. Стоило уехать — и на тебе, Ляпа уже с другим! Да еще и письма пишет, будто ничего не произошло, притворяется. Короче, гормоны обиделись... Прости, Ляпа.
Женька снова потянулся к ней ладонью, но замер в миллиметре от кожи. Юлькино дыхание было теплым и щекочущим. Внезапно он закатал рукав на левой руке и развернул ее внутренней стороной к Юльке. Она покосилась на вытатуированный на коже запястья чертополох.
— Его я наколол сразу после отъезда, в одиннадцатом классе — чтобы ты всегда была со мной. Ну, репей. Репьева... Помнится, отец чуть не выдрал меня ремнем за это художество.
– Жаль, что не выдрал, – буркнула Юлька.
Женька подул на ее челку.
— Я прощен?
Юлька молчала.
— Ну, скажи «да».
— Да... давно... — нехотя подтвердила она.
— Я тебя люблю, — сказал Женька, то ли еще раз признаваясь, то ли в благодарность.
Юлька несколько раз кусанула нижнюю губу.
— А вот насчет этого... Ты мой друг. К чему-то другому я не готова. — Ему показалось или она все же хотела произнести слово «пока»? — И не знаю, буду ли готова вообще.
— Понимаю. Невозможно вот так, в один миг изменить привычное отношение к человеку, а я для тебя, Ляпа, все тот же балбес из соседнего подъезда. — Как Женька ни старался, его слова прозвучали грустно. — Да я и не прошу любви.
Женька сказал и сам себе не поверил. Разве готов он бездействовать, покорно ждать, когда сердце просто полыхало от страсти? Но еще в детстве Женька кое-что уяснил совершенно точно: невозможно заставить Юльку сделать что-то без ее желания. Она будет упрямиться и принципиально идти в другую сторону. Поэтому единственное, что ему всегда оставалось, — не настаивать и одновременно аккуратно подводить Юльку к нужной черте. В данной ситуации это значило «соблазнять».
— Все, что было нужно сейчас, — добавил Женька, — я получил: твое прощение. А любовь... Поживем — увидим. Но ты хотя бы будешь знать, что я чувствую, когда смотрю на тебя.
— Смотришь, как же... Мысленно раздеваешь! — Юлька притворно-шутливо толкнула Женьку в грудь.
— А ты не зацикливайся на этом.
— То есть ты не отрицаешь мое предположение?!
Женька улыбнулся.
— Но это нормально — оценивать внешность привлекательного человека и... скажем так, фантазировать. Да расслабься ты, Ляпа, я уже видел тебя голой! — Он перехватил ее поднявшуюся руку. — В четыре года!
— Сейчас отгребешь метлой под зад! — пригрозила Юлька, но Женька рассмеялся:
— У тебя дома только малюсенькая щетка. Ну что, мир?
— Мир!
Юлька плюнула на свою левую ладонь и протянула ее Женьке. Вот она, их старинная клятва. Он ответно смочил слюной свою ладонь и накрыл Юлькину руку.
— Я твой, Ляпа.
Глава 13. Дарима
За неделю до предыдущей главы
«Какая я все-таки счастливая! Жива, здорова. Рядом друзья. Правда, вот уже несколько дней, как Женька куда-то снова пропал... Но он объявится, уверена. Не знаю, как другим, а лично мне, — думала Дарима, спускаясь по эскалатору на платформу метро, — хватает даже таких крупинок, чтобы с радостью просыпаться. Да еще работа! И пусть Юлька смеется сколько хочет, что, кроме меня, перевелись дураки, кому натирание полов и отскабливание засохшей жвачки с ножки стула приносит удовольствие. Все это внешняя сторона, маска. Настоящая причина счастья в другом, но без «Орфея» ничего бы не было...»
Ах ресторан! С тех пор, как пятнадцать лет назад Зураб Вазгенович Мирзоян впервые распахнул двери своего заведения, много воды утекло. Сын Карен из нескладного, даже по-медвежьи неуклюжего студента-медика вымахал в настоящего мужчину, серьезного хирурга, о волшебных руках которого уже слагались легенды. Впрочем, от собственного плоскостопия тот так и не избавился. Хотя общались они все больше урывками, Зураб не обижался: что поделаешь — другой город, молодая семья, долгожданный ребенок. Малышка Ануш с лукавыми карими глазками и вьющимися волосиками поразительно напоминала бабушку, и каждый раз, увидев внучку в скайпе, Зураб еле сдерживал слезы: любимая Нарине на позапрошлое Рождество умерла от лейкемии. Несмотря на прошедшее время, боль не притуплялась, поэтому он целые дни проводил на работе и не переставал щедро делиться душевным теплом с каждым, кто переступал порог, а в первую очередь с обычными работниками.