Дарима то складывала в корзинку и заново вытаскивала специальную акварельную бумагу. То мучилась, какие кисти выбрать — из колонка или белки. То зачем-то постукивала по ладони, словно барабанными палочками, остро заточенными карандашами. То нюхала краски: профессиональные, в тюбиках, и обычные, в пластмассовых коробках, — и, кажется, если бы не закрытые упаковки, готова была их даже лизнуть. То водила пробниками ластика по приколотым альбомным листам и слушала еле уловимый шершавый звук...
В действительность ее вернул звонок Юльки.
— Ну где ты бродишь, Дарк? Я смылась с делового ужина с приехавшим Ригером, то есть добровольно лишила себя тортика, а недостаток глюкозы, ты же знаешь, действует на меня крайне отрицательно. Мчусь сюда, к условленному месту у фонтана на первом этаже, и что я вижу? Ничего! Вернее, никого. А еще вернее, кучу других людей, но не мою любимую подругу. Поэтому спрашиваю еще раз: где тебя носит?!
— Я уже бегу.
И Дарима в самом деле побежала, не дожидаясь лифта и впервые пожалев о несуществующих каблуках, ведь с ними бы эхо на лестнице стало еще задорнее.
Юлька стояла у витрины магазина и упоенно рассматривала вишневый бюстгальтер, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону.
— Хочешь, купим? — Дарима переложила неудобный пакет в другую руку.
— Да, но не мне. Пошли, подберем что-нибудь на твои выпуклости, — и Юлька буквально втащила ее внутрь магазина.
— Ты с ума сошла, — зашипела Дарима, стараясь одновременно вывернуться из захвата подруги и не видеть изумленные глаза продавца, явно впервые наблюдавшего в своем отделе приемы из дзюдо.
— Нет, это ты сошла, как я погляжу. Или ты и дальше планировала носить свою набедренную повязку в ожидании, пока та истлеет прямо на коже? Раз появились деньги, надо тратить их с умом, а, полагаю, в твоем необъятной авоське нет ни единой стоящей вещи.
— Там краски, — защищалась Дарима.
— О, отлично. Устроим тебе боди-арт, только не забывай, что сейчас октябрь и нагишом не очень-то погуляешь, а под одеждой все размазывается. — Юлька ехидно улыбнулась и махнула продавцу, что они обойдутся своими силами. — Да ладно тебе. Краски для души, трусы для тела. Все по-честному. И перестань уже прикидываться помидором, мы же все-таки не в секс-шоп забрели. Можно подумать, что до этого ты ни разу не покупала себе белье.
— Такое — нет, — шепотом выдавила Дарима.
— Да не бойся, покупку стрингов мы перенесем ближе к лету, а сейчас выберем что-нибудь попроще и поудобнее. У тебя же «эска», как у меня? Что скажешь про этот вариант? — Юлька сдернула с ближайшей вешалки обычные белые трусики. — По-моему, замечательно. Возьмем штук семь на первое время. А вот с бюстгальтерами без примерки не обойтись. Тебе какие модели нравятся? Только учти, монашки затариваются в другом месте.
Дарима сделала пару шагов на негнущихся ногах и остановилась. Юлька, следовавшая по пятам, одобрительно кивнула:
— А выбор недурен, беру слова обратно. Только, кроме классического варианта, предлагаю еще что-нибудь с эффектом пуш-ап. Это когда наш манящий десерт размера «А» преподносится как «В». Короче, увеличивается несуществующее.
— Да знаю я, что это значит, — отмахнулась Дарима. — Ты меня совсем деревней считаешь?
— Нет, не совсем, а самую малость. Ладно, не обижайся. Пошли в примерочную.
Вопреки Дариминым опасениям, Юлька, настояв на том, чтобы ей показали бюстгальтеры, по ее же выражению, «на живом теле», не ерничала и едкие шуточки не отпускала.
Через пятнадцать минут они вышли из магазина, и пакетов в руках Даримы стало на один больше, а нервных дерганий поменьше. В самом деле, никто в торговом центре не интересовался покупками других, не тыкал пальцем и не хихикал за спиной. Должно быть, в этом и есть преимущество большого города: людей в нем обитает слишком много, чтобы они еще успевали наблюдать друг за другом.
После магазина белья Юлька предложила зайти в соседний, с рядами чемоданов, портфелей и сумок.
— Вот, давно присмотрела, — она стащила с полки рюкзачок и любовно погладила серую кожу, — но, так и быть, уступаю. А в твоей сумке можем носить картошку с рынка. Ну, что думаешь?
Вместо ответа Дарима вытащила деньги, и древнегреческая статуя за кассой лениво зашевелилась.
Они побродили еще по главной галерее, съели по мороженому и, устав от толкотни, поехали домой.
Как всегда, переходы у метро не пустовали. Фальшиво бренчала гитара, еще более невпопад хрипел голос, неумело подражая Розенбауму. Продавщица лотерейных билетов соблазняла простачков розыгрышем трехкомнатной квартиры. Из-под густых завитков дыма в остатках красного круга выглядывало загадочное «рить», перечеркнутое косой линией. Вероятно, так, стерев начало слова, курильщики избавили себя от мук совести. Подальше, возле цветочных ларьков, пахло подгнившими корешками и землей. В застеленных целлофаном ящиках предлагался нехитрый ассортимент бедствующих пенсионерок: вязаные носки с плотными пятками, свитера со вздыбленными оленями, домашние платья из броской синтетики и прочие изыски трикотажной промышленности.