- В какое масло? - смертельно побледнела Бабушкина.
- Обыкновенно в какое. В сливочное, - любезно пояснил голос с верхней полки. И вслед за тем из мрака появилось лицо обладателя вышеупомянутого голоса. Скучающее, веснушчатое, скуластое лицо молодого, но вполне законченного хулигана.
- Что вы говорите?! - ужаснулась Бабушкина, вскакивая как ужаленная с лавки.
- Гы, - снисходительно сказал хулиган, сплевывая, - я пошутил!
- Разве так можно шутить, товарищ? - пробормотала Бабушкина. - Ведь юбка. Почти новая. Шевиотовая. Единственная. А вы вдруг - масло! Что вы!
- Ладно, - тоскливо сплюнул хулиган и вдруг, стремительно вывалившись в окно, оглушительно, с грохотом и свистом, чихнул: - Апч-ххи-и-и-и-их!
Проходившая мимо вагона нянька с легким воплем шарахнулась в сторону, сбивая с ног нагруженного чемоданами носильщика.
- Ах, пардон, не заметил! - с восхищением воскликнул хулиган. - Будьте здоровы, дамочка. Эй, ребеночка обронили! Пате-ха-а!
Он обвел вспыхнувшими глазами публику и, чувствуя себя душой общества и неизменным весельчаком, прибавил, подмигивая:
- Гы-гы!
Через минуту его глаза погасли, и хулиган впал в мрачную меланхолию. Он высунул в проход большие пыльные башмаки и развлекался тем, что сбивал с проходивших по коридору шляпы. Но это занятие не доставляло ему никакого эстетического наслаждения.
Раздался второй звонок. Мимо окон пробежало несколько взволнованных пассажиров, отыскивающих свой вагон.
- Псс, гражданин! - деловито крикнул хулиган в окно. - На минуточку!
Толстяк с двумя чемоданами недоуменно остановился у окна.
Хулиган конспиративно поманил его пальцем.
- В чем дело? - пробормотал толстяк, бледнея. - Честное слово...
Хулиган засуетился, соскочил с полки и побежал по вагону, не без огонька имитируя зловещее совещание, и возвратился к окну.
- На минуточку, на минуточку! - грозно поманил он пальцем.
- Ей-богу... Честное слово... - залепетал толстяк.
Раздался третий звонок.
Хулиган сощурил глаза и, подозрительно всматриваясь в похолодевшего толстяка, приговаривал:
- Пожалте-ка, пожалте-ка, гражданин...
- Так я же... на поезд... опоздаю... - плачущим голосом сказал толстяк. - Ей-же-бо...
Паровоз свистнул.
- Извините, гражданин, - широко и радушно улыбнулся хулиган, - пардон, обознался. Хи-хи!
С воплями и ругательствами толстяк кинулся за тронувшимся поездом, а хулиган, свесившись из окна, уже кричал какой-то стремительно мчавшейся по перрону даме:
- Мадам, сумочку обронили! Мадам, билет выпал!.. Ах, пардон, ошибся! Сыпьте дальше!
Мимо окон бежали поля, столбы и станции. Хулиган развлекался. Он приклеил на двери уборной билетик с надписью: "По случаю ремонта уборная закрыта" - и корчился у себя на полке от приступа здорового и жизнерадостного веселья, смотря, как унылые пассажиры тоскливо мыкались в коридоре возле уборной.
Белые облака неслись мимо окон в голубом небе, и, глядя на них сквозь пенсне, товарищ Бабушкина грустно думала:
"На каком низком уровне развития, однако, стоит наша беспартийная советская молодежь! А почему? А потому, что культработа поставлена плохо. Клубный подотдел хромает. Отсюда и хулиганство! Эх, вот я сейчас, так сказать, еду в отпуск на две недели. Вольный казак. Хочу - "Эрфуртскую программу" читаю, хочу - второй том "Капитала" прорабатываю... А нет того чтобы пропагандой среди беспартийной молодежи заняться. А почему бы, например, не вовлечь в строительство этого лодыря? В самом деле - вот возьму и вовлеку! Только это дело деликатное и тонкое. Сначала надо проработать план. Установить, так сказать, степень развития, затем заронить в молодую душу семена любознательности. Гм... Затем можно в кратких чертах обрисовать историю классовой борьбы. Ну, там коснуться Маркса... И отпуск использую, и хорошее дело сделаю..."
Сказано - сделано.
Двое суток добросовестная Бабушкина по строго проработанной программе вовлекала несознательного молодого человека в культурно-просветительную работу. Чтобы заслужить полное доверие, она угощала его на станциях чаем, покупала ему папиросы и осторожно бросала семена сознания в его черствую и загрубевшую душу.
Несознательный молодой человек туповато слушал воодушевленную Бабушкину, а в промежутках игриво развлекался: невинно плевал ей на ботинки, по ночам грозным басом требовал от имени ГПУ у перепуганных пассажиров предъявлять свидетельства об оспопрививании, а днем лениво мазал лавки чем попало. Но в общем и целом культработа шла успешно. И когда на третьи сутки впереди блеснуло яркой синевой в высшей степени курортное море, Бабушкина нашла, что почва проработана достаточно хорошо.
- Смотрю я на вас, - сказала она нашему молодому человеку, - и думаю: такой, в сущности, хороший молодой человек. Даже, я бы сказала, замечательный молодой человек! И погибает от собственной несознательности. А почему такое? А потому, что оторван от здоровой культурной почвы. От комсомола оторван.
И, вложивши в свой голос как можно больше материнской мягкости и убедительности, самоотверженная Бабушкина сказала:
- В комсомол вам надо записаться. Вот что.
- Уже. Был. В комсомоле, - глухо прошептал молодой человек. - Выкинули, мамаша...
И, заметив, что поезд подходит к перрону, закричал в окно диким голосом:
- Эй, гражданин, бумажник потерял! Товарищи, пожар в поезде! Горим! Выпры-гивай! Гы! Гы!
1925
ШАХМАТНАЯ МАЛЯРИЯ
Ах, обыватели, обыватели! Ну, скажите честно, по совести, положа руку на сердце: что вам шахматы? что вы шахматам?
И тем не менее обывательский нос считает своим священным долгом с громким сопением сунуться в блестящую, классическую, мудрую клетчатую доску.
- Как вам нравится?
- Ну?
- Ильин-Женевский!
- Ну?
- Капабланку!!
- Ну?
- Черт вас возьми! Как нравится, я спрашиваю, Ильин-Женевский, который разбил Капабланку?
- Лавочка.
- Позвольте... Но ведь я же сам... Газеты... И вообще...
- Я вам говорю, лавочка. Вы понимаете, и тут замешано...
- Ну?
Шепотом:
- По-лит-бю-ро.
- Ой!
- Вот вам и "ой". Только между нами, конечно. Женевскому предписали в порядке партийной дисциплины. Вы же понимаете, что бедняге ничего не оставалось делать.
- Да что вы говорите?
- Сам читал путевку, полученную Женевским из МК. Черным по белому: "Тов. Женевский настоящим командируется на международный шахматный турнир. В ударном порядке тов. Женевскому предписывается в порядке партийной дисциплины обыграть империалистического чемпиона мира, кубанского белогвардейца гр. Капабланку. Об исполнении сообщить".
- Вот эт-та трю-ук! Спасибо, что сказали! Бегу, бегу!
- Последняя новость. Знаете, почему Торре проиграл Боголюбову?
- Знаю. Получил телеграмму из Мексики.
- А что в телеграмме было написано?
- Было написано: "Ковбои напали на наше ранчо, угнали весь скот, сожгли маис, твое присутствие необходимо". Сами понимаете, после такой телеграммы...
- Ерунда! Там было сказано: "Мама сердится, возвращайся в Мексику. Саша". Сами понимаете, после такой теле...
- Что? Телеграмма из Мексики? Вздор! Телеграмма была от фашистов с Кубы: "Выиграешь - застрелим". Сами понима...
- Позвольте, при чем здесь Куба? Ведь играл-то он не с Капабланкой, а с Боголюбовым!
- Разве? А я, знаете ли, как-то сразу не обратил внимания.
- Бедняжка Капабланка!
- А что такое, душечка?
- Да как же! Войдите в его положение. Привезли, несчастного, в чужой город. Ни одной знакомой женщины. Холодно. Пальто нету. Языка не знает. В шахматы играет неважно... Ужас!
Перед доской:
- Что он делает? Что он только делает?
- Что? Что?
- Вы не видите? Он же подставил лошадь под туру! А Маршалл ноль внимания! Псс! Маэстро! Пустите меня к маэстро! На пару слов. Товарищ Маршалл, одну минуточку. Пссс! Обратите внимание на противниковскую лошадь, которая стоит слева от угла, - берите ее турой, пока не поздно. Мой вам совет.