Потому что она дура! Дура набитая!.. Сама отдала мужа другой женщине! На блюдечке поднесла!
А он и обрадовался! Развестись решил! Чтобы жениться на этой хищнице!
Господи, ну, зачем она только согласилась ехать в Сочи!..
В двадцатых числах сентября Вениамина Абрамовича призвали в армию. И он уехал. А Снежка пообещала его ждать. И выйти за него замуж. Когда он вернется.
А что еще она могла ему сказать?! Ведь, он не на пикник отправился! А в армию! Может, даже на войну!
Потому что эти войны никак не кончались! То Испания, то Хасан, то Халхин-Гол! Одна не успеет закончиться, как тут же начинается другая! Теперь, вот, освободительный поход на Западную Украину начался. Нет, все понятно и, ясное дело, надо помочь братскому народу и освободить его от белополяцкого ярма и панской неволи! Но на войне стреляют не из рогаток, а из винтовок и пулеметов! И пули всегда находят в кого вонзиться…
Когда баба Таня узнала, что Снежка согласилась стать женой ее любимого Венечки, то сразу же подобрела. И целыми днями разливалась соловьем, расписывая, как славно они заживут, когда Венечка отслужит и вернется обратно. И какую веселую свадебку они сыграют!
А у Снежки в животе холодело при одной только мысли о том, что придется лечь с Вениамином Абрамовичем в постель! И отдаваться ему каждую ночь!
Слава Богу, вскоре приехала его тетя из Ленинграда и устроила грандиозный скандал! Она обозвала Снежку интриганкой и обвинила в том, что та прописалась в квартире ее Венечки и хочет женить глупого мальчика на себе, чтобы заполучить его жилплощадь! С телефоном, водопроводом и канализацией!
Снежка сначала обиделась, а потом обрадовалась! Только виду не показала. И решила немедленно воспользоваться представившейся счастливой возможностью выйти из игры, сохранив лицо.
Она действовала умело и решительно.
Пока тетя Сара и баба Таня орали друг на друга и полоскали всякое грязное белье, припоминая старые обиды, Снежка сходила в больницу и написала заявление об уходе.
Ее сразу же отпустили. Потому что очень любили.
А может, не очень, подумала Снежка, и поэтому отпустили так охотно. Но ей это было уже все равно! И даже на руку!
Затем она побывала в паспортном столе и выписалась из квартиры Вениамина Абрамовича…
И зря она так разоряется, сказала тете Саре Снежка, собирая вещи. Не нужна ей вовсе эта их квартира!
Тетя Сара поняла, что сгоряча наломала слишком много дров! Но было уже поздно. И Снежка ничего не желала слушать. Пускай тетя Сара теперь сама объясняет дорогому племяннику, почему она выгнала его невесту из его же квартиры. Которую, кстати, теперь обратно забирают в спецфонд. Потому что она служебная!
Баба Таня тоже перепугалась. И принялась на пару с тетей Сарой уговаривать Снежку остаться. А она показала им паспорт со штампом о выписке, уложила Егорку в коляску, подхватила свой чемодан и отправилась на вокзал.
Баба Таня и тетя Сара плелись за ней всю дорогу, слезно упрашивая одуматься. Но Снежка была непреклонна.
Она купила билет до Ленинграда и устроилась на ночь в комнате матери и ребенка. И только тогда несчастные женщины поняли, что сделанного не воротишь и заплакали уже по-настоящему.
В конце концов, Снежка сжалилась над ними. И постаралась успокоить. И пообещала написать, как устроится. Но возвращаться отказалась наотрез!
На том они и расстались…
Спасибо этому дому!
Тетя Глаша в последнем письме опять звала ее в гости. И Снежка решила съездить и навестить ее. Для начала. А там видно будет! Может, она, вообще, насовсем в Ярославле останется!.. А может, и нет.
Приехав в Ленинград, Снежка оставила чемодан в камере хранения, а сама вместе с Егоркой отправилась гулять по городу.
Она еще не решила, ехать ли ей в Ярославль сразу или же побыть маленько в Ленинграде, который очень любила и по которому сильно скучала и во Владивостоке, и в Петрозаводске…
Ничего, попозже решит, что дальше делать. А пока погуляет.
То, что ее может кто-нибудь узнать, Снежку не беспокоило. Златогорский был арестован и, скорее всего, уже давно расстрелян. А больше она никого не боялась.
Стояло бабье лето. Теплое и ласковое. Сентябрьское нежаркое солнце сияло посреди высокого безоблачного неба. Кроны тополей, уже позолоченные, но еще не облетевшие, тихо шелестели, переговариваясь о чем-то хорошем.
Они шли по проспекту 25-го Октября. Егорка гугукал, лежа в своей коляске, и пытался дотянуться до погремушки. А Снежка смотрела по сторонам и вспоминала, как бегала когда-то босиком по этому асфальту. Когда-то давным-давно. Когда еще была полна надежд, верила в дружбу и любовь. И мир казался ей светлым и прекрасным…
Дойдя до дома, в котором жила в той, прошлой, жизни, Снежка вдруг решила зайти во двор, посидеть в тенечке и отдохнуть немного.
Ничего не изменилось за год. Из под арки доносился шум проспекта, но здесь, внутри, было тихо и уютно. Играли дети. Бродили голуби. Прыгали воробьи. Дворник дядя Вася лениво шоркал метлой, дымя своей противной самокруткой.
Все было по-прежнему… Словно ничего и не было.
Ни ареста папы. Ни ее фиктивного брака. Ставшего настоящим. Чтобы потом превратиться в воспоминание. Которое она все еще не могла стереть…
Дядя Вася сразу узнал Снежку. Подошел. Поздоровался. Спросил, как зовут малыша и сколько ему. Подивился, как быстро летит время… Там. За стенами дома. За аркой, которая выходит на проспект.
А потом сказал, что может прислать супружницу помочь Георгию Александровичу и Снежке прибраться в квартире. Окна помыть. Пыль протереть. И вообще. Потому как «эти» (дядя Вася не уточнил, кто) беспорядку в ней много тогда понаделали перед тем, как опечатать.
Пути Господни неисповедимы…
Если бы она приехала неделей раньше, то, посидев на знакомой скамеечке, вернулась бы на вокзал и уехала в Ярославль к тете Глаше. А если бы появилась здесь неделей позже, обратно уехала бы туда же.
Так и не узнав, что ее отец на свободе…
Дело комдива Добрича было отправлено на пересмотр еще весной. Новый нарком внутренних дел Берия, расчистив авгиевы конюшни в своем ведомстве и перестреляв ежовцев, приказал пересмотреть дела оклеветанных ими красных командиров и освободить невиновных. Тех, кто еще жив-здоров, само собой.
Комдив Добрич был жив, хотя после применения метода физического воздействия едва ли можно было назвать его здоровым.
Так или иначе, дело его было пересмотрено. Поскольку он так и не признал своей вины и не подписал ни одного протокола, а инициатор его ареста сам был осужден, как враг народа, никаких затруднений с этим не возникло.
В конце сентября он вышел, наконец, на волю.
Его восстановили в партии и вернули квартиру, которая до сих пор так и стояла опечатанная… Пыльная и затхлая…
Когда Георгий Александрович увидел разгром, учиненный сотрудниками НКВД во время обыска, у него болезненно сжалось сердце.
Усилием воли он загнал тяжелые воспоминания в самые дальние тайники памяти. Туда же, куда загонял горькие мысли о судьбе Снежки, о которой ничего не знал с июня прошлого года…
Комдив попытался ее найти, но успеха не имел. Ленгорсправка ответила, что Добрич Снежана Георгиевна в Ленинграде не проживает. А в мединституте сказали, что она была отчислена еще в прошлом году и заявления о восстановлении пока не подавала. Ее ближайшая подруга, чей номер был нацарапан карандашом на стене возле телефонного аппарата в коридоре, была очень смущена его звонком, но, к сожалению, тоже ничего не знала.
Оставалась надежда, что о Снежке что-то может знать Владимир Иволгин. Он дружил с ней. И даже был влюблен. Но, как сообщили Георгию Александровичу в отделе кадров Управления ВВС Красной Армии, полковник Иволгин был тяжело ранен в конце августа и в данный момент находился на излечении в Читинском окружном военном госпитале. Так что встречу с Владимиром пришлось отложить.