Наступило следующее утро, и никто в Стокгольме не говорил о футболе. Жизнь мгновенно вошла в свою колею. Болельщики возвратились к прежнему состоянию почтенных отцов семейства, дисциплинированных пешеходов и шоферов-лихачей.
Словно и не было вчера огнедышащего стадиона. Модницы покупали плащи леопардовой окраски и с поистине звериной ненавистью оглядывались на соперниц-леопардих, которых по причине моды с каждым днем становилось на улицах больше.
Страховые кассы по-прежнему рекламировали благодеяния, которые они оказывают застрахованным. На стенах домов издатели расклеивали разноцветные афишки, из которых читатели могли узнать, что напечатано сегодня в данной газете и стоит ли экономному человеку ее покупать.
И только местные «пикеевые жилеты», вспоминая вчерашнюю игру, многозначительно покачивали головами:
— Да! Лев Яшин— это нога!..
2. Крупный проигрыш
Уже пятый день крыша стокгольмского «Эйс-стадионе» вставала дыбом от хоровых упражнений тихих, солидных, дисциплинированных шведов. На льду, который не таял только потому, что он был искусственный, шли горячие хоккейные бои. Клюшки ломались, как спички, и, несмотря на это, советские хоккеисты упорно приближались к золотым медалям.
Билеты на игры, в которых участвовали москвичи, уже подскочили в цене вдвое. Шведы, которых в обычное время не заставишь истратить лишнюю крону, кряхтя раскрывали бумажники.
На длинной трибуне, где все места сидячие, каждый день появлялся высокий мужчина средних лет с толстым портфелем. Он усаживался поудобнее, доставал из портфеля полдюжины пива, устанавливал бутылки под скамьей. Потом раскладывал на коленях программку и извлекал из бумажника деньги. От 10 до 50 крон, в зависимости от сенсационности магма. В продолжение всего матча он пил пиво, кричал: «Хея, хея!» А когда команда-победительница под гром аплодисментов уходила с поля, болельщик засовывал деньги, вынутые из бумажника, в правый или в левый карман спортивной куртки. В правый — с лицом просветленным и счастливым. В левый — с физиономией вытянутой и скорбной.
С приближением финальных игр бедняга швед заметно потускнел, сгорбился, из портфеля он доставал все меньше бутылок пива. В последний день он пришел с пустым портфелем. Весь матч сидел трезвый. Когда советская команда завладела золотой медалью, странный болельщик скомкал 50-кронную бумажку, сунул ее в левый карман и с видом великомученика побрел восвояси пешком.
Я попросил знакомого шведского журналиста объяснить мне, что все это означало.
— Очень просто, — улыбнулся он. — Дело в том, что с некоторых пор у нас на спортивных соревнованиях запрещены тотализаторы. А этот тип, видимо, к ним привык. Для него игра не игра, если он не может сыграть на деньги. Вот он и играет сам с собой.
— А почему он сегодня пришел без пива, а ушел пешком?
— Дело в том, что он болел за свою команду и принципиально ставил против советской. А советская команда все время выигрывала. В результате этот болельщик так проигрался, что, как видно, у него уже не было на метро.
3. Автограф
Устроители зимних олимпийских игр в Инсбруке постарались предоставить спортсменам и гостям максимальные удобства. Нс сумели они обеспечить только зимнюю погоду. А без нее, согласитесь сами, какая же «белая» олимпиада?
Может быть, именно поэтому так много народу было всегда на олимпийском «Эйс-стадионе». Все таки здесь лед! Конечно, искусственный, это все понимали, но ведь на каждом втором болельщике был костюм из искусственной шерсти, а что касается искусственных челюстей, то можно с уверенностью сказать, что они лязгали во рту у каждого третьего. И ведь никто нс тыкал в них пальцами: мол, какие миленькие искусственные челюсти! Почему же люди должны портить себе настроение оттого, что лед искусственный, тем паче что от пего веет прохладой, как от самого натурального.
В перерыве между периодами хоккейного матча толпы, как всегда, ринулись к стойкам с прохладительными и горячительными напитками. Здесь болельщики, как и на трибунах, делились на две команды. Одних прохлаждал пятидесятиградусный бренди, других согревала ледяная кока-кола. Коротковолосые дамы в брюках и длинноволосые юноши в полупальто, напоминавших юбки, беспорядочно обсуждали перспективы игры. Чего греха таить, господам хотелось, чтобы выиграли «господа», но они просто боялись признаться друг другу, что выиграют «товарищи». В это время в фойе произошло что-то, видимо, чрезвычайно важное, ибо представители обоих полов с внешними признаками антиподов мгновенно насторожились, словно услышав боевой клич: «Пиль!»
А произошло между тем весьма рядовое событие: какой-то крепыш записал свой телефон на билете и протянул его сухопарому джентльмену.
— О'кей! — сказал тот и исчез в толпе.
В тот же миг десятки рук протянули крепышу по билету. Владельцы билетов и рук требовали:
— Автограф!
Крепыш попытался было объяснить суть ошибки, но кольцо угрожающе сомкнулось. Тогда он стал надписывать билеты. Это был роковой шаг. Количество желающих получить автограф оказалось выше пропускной способности крепыша. Кольцо ширилось и уплотнялось, крепыш начал задыхаться.
Между тем от стойки к стойке поползли самые достоверные сведения:
— Кого это там окружили?
— Неужели вы не видите? Это советские конькобежцы Белоусова и Протопопов.
— Интересно, как это один толстый старый господин может оказаться двумя молодыми советскими фигуристами?
— Советские все могут…
— Милочка, пойдемте туда! Там раздает автографы американский актер Эдди Фишер.
— Как вы сказали? Гришин? О! Чего же мы сидим!
Наконец молва долетела до сухопарого джентльмена. Ему тоже захотелось получить автограф советской знаменитости, и он стал протискиваться сквозь толпу, энергично действуя локтями и зонтом.
— Белоусова и Протопопов! — доносилось до него. — Фишер! Гришин! Шах иранский! Королева голландская! Братья Майоровы!
Пробившись к центру круга, сухопарый джентльмен увидел прижатого к столбу крепыша.
— Ганс, это ты! — разочарованно воскликнул сухопарый.
— О! Хорошо, что ты пришел! — вздохнул крепыш и крикнул из последних сил: — Господа, раздачу автографов продолжит мой старший брат, а мне пора!
— Это старший брат Майоров! — взвизгнула истерическая девица и кинулась к сухопарому.
Толпа последовала за ней. В ту же секунду в кольце оказался сухопарый джентльмен. Он пытался объяснить ошибку, но от страха лишился красноречия.
Крепыш сбежал.
Положение сухопарого становилось угрожающим. Он не мог противопоставить натиску толпы пружинящие элементы жировых прослоек. На его счастье, пронзительный сигнал возвестил о начале следующего периода. Все кинулись на трибуны, смотреть, как забивают шайбы в ворота противника братья Майоровы — настоящие.
Сухопарый, тяжело дыша, стоял, прижавшись спиной к столбу. Казалось, он не может от него отклеиться. Мне стало его жалко. Видимо, в сутолоке он не успел надписать ни одного билета.
— Автограф, — сказал я и протянул ему билет.
Он с удовольствием расписался и направился к трибунам. Хромая, но с сознанием исполненного долга. Я его понял. По крайней мере не зря человека помяли…