Полковник выругал лейтенанта за неполное исполнение приказа, но поблагодарил за весомый довесок к скудному офицерскому пайку.
Об этой случайности, во многом определившей его судьбу, Ремизов так никогда и не узнал. Примерно через полчаса после того, как он залез в вагон, состав после длительного маневрирования остановился. По грохоту проносящихся поездов и голосу громкоговорителя, объявляющего о прибытии электрички, Алексей понял, что они прибыли на станцию.
Стояли здесь долго. До Ремизова долетали самые обычные, житейские звуки: шум проезжающих автомобилей, переговоры обходчиков и грузчиков, обрывки разговоров прохожих и звонкий смех женщин. Звуки казались ему резкими, раздражающе громкими, к тому же слепил глаза яркий свет дуговой лампы с высокой мачты. Грохот пролетающих составов возбуждал его непонятной, рвущейся из глубины души тревогой. И если раньше Алексей оставался, на удивление, хладнокровным, то сейчас был готов запаниковать без всяких видимых причин.
Но особенно его поразило, когда после долгого протяжного скрежета тормозных колодок и грохота открываемой двери прозвучал радостный детский крик: "Папа, папа приехал!" — У Алексея на глаза навернулись слезы. Он вспомнил себя таким же маленьким, явственно увидел отца, возвращающегося после длительной командировки, высокого, мощного, в красивой военной форме. А рядом почему-то плачущую мать, шепчущую себе под нос: "Слава Богу, живой!" Тогда он не мог понять, как это можно плакать от радости.
Алексей стер с глаз соленую влагу, завязал под подбородком завязки шапки, сунул ладони в рукава бушлата и, свернувшись калачиком на немилосердно жестких кирпичах, попробовал уснуть.
ГЛАВА 32
А между тем дела в Кривое шла своим чередом. Занимаясь привычной криминальной деятельностью, Нечай не мог не обратить внимание на такой выгодный бизнес, как торговлю наркотиками. Угрызения совести его не волновали: если какие-то дураки решили расстаться с жизнью таким способом, то почему бы из этого не извлечь прибыль? Не он начал этот бизнес, не он и кончит.
Начав приторговывать "белой смертью", Нечай с каждым месяцем наращивал объемы торговли «кайфом». И тут он столкнулся с сильными конкурентами. Таким видом «услуг» в Кривове давно промышляли цыгане.
Первые из них появились в Кривове после войны. Сначала приехали два семейства, многочисленные, грязные, шумные. Они поселились в пустующих домах в районе, именуемом Владимирском поселке. Когда-то это была самая обычная деревня на окраине быстро растущего города, ничем особенно не примечательная. Но со строительством еще до революции военных заводов в близлежащее озеро Утиное начали сбрасывать отработанную техническую воду с запахом тротила. Сначала угробили озеро, а уже после второй войны, в сороковых, чудеса начали происходить и с деревней. Почему-то повысился уровень почвенных вод, и если раньше до них надо было копать добрых пять метров, то теперь в местных колодцах почти вровень с землей стояла желтая, мутная жидкость. На весь район остался только один колодец с нормальной водой. Прямо по улицам деревни начал расти камыш и тальник, а дома, даже сработанные недавно, подвергались стремительному гниению, и хозяева с радостью продавали их за полцены все подъезжающим и подъезжающим цыганам. Они занялись обычным цыганским промыслом: воровали и торговали, скупали краденое и спекулировали. Женщины ходили по городу, таская за собой сопливых детей, обзванивая квартиры и собирая подаяние, как погорельцы. Женщины постарше, те гадали около базара, назойливо приставая к прохожим. Но все это время цыгане жили бедно. Все их доходы просто съедались многочисленным и прожорливым потомством.
Больше всего для процветании «фараонова» племени сделал незабвенный «комбайнёр» Михаил Сергеич. После его указа о борьбе с алкоголизмом камыш уже не рос по дорогам Цыганского поселка, его вытоптали многочисленные поклонники "зеленого змия". А с началом девяностых годов в цыганском поселке уже во всю властвовал опий. Теперь даже самые бедные из цыган них разъезжали на подержанных иномарках. Но только у одного из них, у того самого Гриши Графа стоял большой кирпичный дом с громадным сеновалом и конюшней. Все остальные так и прозябали в своих наполовину сгнивших домах, не удосуживаясь порой залатать прогнивший пол. К этому времени Владимирский поселок окончательно переименовали в Цыганский.
До поры Нечай не воспринимал цыган как своих конкурентов в тайном промысле, пока в августе уголовка не перехватили крупную партию наркотиков, перевозимых в автомобиле. В результате полгорода на три дня остался без «ширева». Все эти дни посёлок был просто оккупирован многотысячной толпой трясущихся в отходняке наркоманов. Прослышав об этой стихийной «демонстрации», Нечай приехал посмотреть на нее. Достаточно поколесив по разбитым дорогам Цыганского поселка и вдоволь наглядевшись на снулые рожи наркоманов, Нечай спросил у Рыди, неизменно сопровождавшего шефа:
— Почем нынче доза?
Рыдя ответил со знанием дела.
— Тормозни-ка вот здесь, — попросил Геннадий. Рыдя тут же остановил джип и вопросительно посмотрел на хозяина. Ему показалось, что тот считает, беззвучно шевеля губами и не отрывая глаз от толпящихся на перекрестке людей. Он не ошибся. Вскоре Нечай достал из кармана небольшой калькулятор, подсчитал примерное количество людей, находящихся сейчас на этих улицах, перемножил на стоимость одного укола, затем помножил все это на два и показал высветившуюся на табло сумму своему подручному.
— Смотри, — сказал он, — это цыгане имеют за день.
Рыдя присвистнул.
— Неплохо!
— Плохо, — не согласился с ним Нечай, — нужно, чтобы все это шло к нам. В следующий раз надо закупить ширева в несколько раз больше, с учетом этих вот всех.
И он кивнул головой в сторону роящихся в бестолковом кружении наркоманов.
Рыдя вопросительно глянул на «патрона». Они слишком хорошо понимали друг друга и, хотя вопрос не прозвучал, Нечай все-таки ответил на него.
— Не знаю, но что-нибудь придумаю.
Они уже выбирались из проклятого района, когда внимание Нечая привлек лихой всадник, проскакавший навстречу им на вороном коне. Красная рубаха, черная, развевающаяся по ветру кудрявая шевелюра и смуглое красивое лицо не оставляло сомнений в национальной принадлежности всадника. Рыдя просигналил ему, и цыган в ответ радостно махнул рукой.
— Кто это? — удивился Нечай.
— А это Гриша Граф, самый богатый из цыган, вон его дом, на пригорке, — Рыдя кивнул на стоящий в некотором отдалении большой особняк за высоким деревянным забором. — Троих лошадей держит для забавы. Это семейство уже при мне в городе появилось, в конце шестидесятых. Ходили слухи, что они из настоящих цыганских баронов. По крайней мере, старшего брата Гришки, Василия, так все и звали — Барон. Царство ему небесное.
— И что с ним стало? — спросил очень внимательно слушающий его Нечай.
— Убили его лет семь назад. Лихой был парень, гордый. Не чета остальным нашим цыганам. Они только и знают, что своих баб гонять по пьянке. А Васька человек был! Оскорбил его один цыган, он за нож, порезал его хорошо. Тогда родня того парня подкараулила Ваську около дома с обрезом. Только он тоже оказался не лыком шит. Его изрешетили, но и он успел обоих ножом за собой на тот свет утащить. А живучий какой был, чертяка! Трое суток еще жил. Его врагов уже хоронили, а он еще в больнице от боли песни орал.
— Песни? — удивленно переспросил Геннадий.