— Начальник, угости подчиненного порцией никотина.
— Вечно у тебя, Зубок, сигарет нет, — возмутился Кулик. — За такие деньги, что ты огребаешь за свои манипуляции со жмуриками, ты, Зубок, должен кубинские сигары курить, и нас еще всех угощать.
Заместитель мэра машинально бросил взгляд за спину санитара, в открытую дверь и тут же пожалел об этом. На большом столе, обитом нержавейкой, лежало то, что еще три часа назад было его непосредственным начальником. Уже ехали обратно, а перед глазами Виктора все стояла изуродованная жестоким свинцом голова Гринева. И поневоле ему вспомнилась их последняя встреча.
Спирин знал, что должно было произойти, и работать не мог. Бумаги с утра лежали нетронутыми, на телефонные звонки он отвечал нехотя, чаще просил перезвонить на днях, отменил все запланированные встречи. Просто сидел и ждал. Наконец открылась дверь, Виктор как раз смотрел на часы, ровно одиннадцать, на пороге стоял мэр. Гриневу этой весной стукнуло пятьдесят шесть, высокого роста, широкоплечий, с абсолютно седой, белоснежной шевелюрой, Анатолий Петрович был, как говорят, мужик еще в силе. Единственное, что ему не удалось сохранить, так это лицо. В молодости он был красавцем, Спирин видел его фотографии: курносый парень с широким, чисто русским лицом. Но затем Анатолий Петрович как-то сразу и очень резко постарел. Уже при первой встрече Спирин подумал, что Гриневу скоро на пенсию, а это было семь лет назад. Изрезанное морщинами, с большими мешками под глазами, с мелкими красными прожилками, это лицо словно состояло из кусков скверно сложенной мозаики. Такова была расплата за вечную нервотрепку начальственной деятельности, за три пачки сигарет, выкуриваемых Гриневым за день, и за неумеренное потребление чисто русского сорокаградусного средства для снятия стресса.
— Витенька, — ласковым голосом начал мэр, — я поеду на обед, буду после двух. Я попросил Ангелину переводить все звонки на тебя.
— Хорошо, Анатолий Петрович, — бодро ответил Спирин и внезапно почувствовал, как спина покрылась холодным потом. Между тем Гринев чуть подмигнул ему и, сделав на прощание «ручкой», закрыл за собой дверь.
Виктор знал, куда едет мэр. Строительство «охотничьего» домика курировал он сам. А еще Виктор знал о маленькой «слабости» господина мэра. Особую радость тому почему-то доставляли связи с молодыми, замужними женщинами. Об этом Анатолий Петрович проговорился ему сам, на свадьбе сына. Глядя на танцующую молодежь, уже изрядно поддатый Гринев обернулся к подсевшему на минутку Спирину и сказал с ухмылкой: — Молодежь, пляшут. Они ведь нас, стариков, уже и за людей не считают, — потом Гринев наклонился поближе и закончил уже смеясь. — А я им в ответ — рога!
И он даже попробовал изобразить на своей голове подобие лосиных украшений.
А приговор себе господин мэр, сам, не зная того, подписал недели за две до рокового дня.
ГЛАВА 8
В тот день была обычная планерка администрации, и когда все вопросы были решены, и руководители всех служб поднялись, и пошли к выходу, Спирин остался.
— Анатолий Петрович, — начал разговор Виктор, — вы прочитали мою докладную?
— А как же, Витенька, — бодрым тоном ответил мэр. — В субботу, с утра, на свежую голову. Интересно, конечно, но реально ли все это? Кое-что интересное там есть, но больше всё-таки чистой воды утопия.
— В чем, например? — спросил Виктор, пристально глядя в глаза Гриневу.
Взгляд этот господин мэр не очень любил. Несмотря на кажущееся благополучие в их отношениях, они были слишком разными людьми. Гринев при нужде он мог работать по шестнадцать часов в сутки, но и разряжался Анатолий Петрович на всю катушку от всей широты русской души. Его зам был не таким. Чем привлек мэра в свое время Спирин, так это умением заглянуть вперед, увидеть перспективу, предугадать и предусмотреть почти все. Прагматик до мозга костей, Виктор строил свою работу так, что в ней не приходилось тратить время на сверхурочные и другие незапланированные виды труда. Гринев ценил его, более того, он привык к нему, но понимал, что со временем Виктор перерастет его, а уходить с дороги стареющему мэру отнюдь не хотелось. Анатолий Петрович поднялся со своего кресла, и, мягко ступая по паркету за спиной Спирина, начал говорить.
— В нашей области, Витя, такие заводы-монстры стоят, и с космосом связанные, и с той же оборонкой. А ты думаешь, что мы сможем заинтересовать корейцев наши задрипанным механическим заводиком…
Говорил он долго, не торопясь, разбивал одну идею Спирина за другой. Каждому его доводу Виктор мог противопоставить два своих, но он молчал. За аргументами мэра сквозило явное нежелание Гринева заниматься всем этим. Спирин, конечно, мог все продумать, разработать план, но далее дело зависело от заинтересованности Гринева. К концу монолога мэра Виктор убедился в том, о чем догадывался уже давно: Анатолий Петрович Гринев как руководитель выдохся, умер. И возраст не был главной причиной. Удачно подобрав кадры, он, подобно английской королеве, был огражден от суетных, каждодневных проблем. Так что до Гринева все доходило в «разжеванном» виде, готовым постановлением или распоряжением, ему оставалось лишь поставить свою подпись. Еще Виктор думал, что во многом виновата еще и водка. Привыкнув в свое время снимать стресс после окончания трудового дня "русским лекарством", Гринев и теперь засиживался в своем кабинете часов до восьми вечера в компании своих многолетних друзей, которых он давно перетащил ради этого в администрацию. Пил Гринев много, но всегда крепко держался на ногах, глаза оставались ясными, и только то, что он не мог говорить, а лишь улыбался, подсказывало знающим людям, что мэр смертельно пьян. Так было пять дней на рабочем месте, и продолжалось в выходные дома, или на рыбалке или охоте, в зависимости от сезона.
Размышления Спирина прервал сам мэр. Остановившись сзади, он положил руки на плечи Виктору и сказал своим глубоким, бархатным голосом:- Я вообще-то чувствую, Витя, что засиделся ты в заместителях. На волю тебя пора отпускать, на простор. Ты в курсе, что Деркач умирает?
— Конечно, — удивился Спирин. Директору бетонного комбината Деркачу три дня назад сделали бесполезную операцию по удалению раковой опухоли.
— Вот он умрет, я тебя на это место порекомендую. Сам приеду, представлю тебя коллективу.
Виктор не шелохнулся, но хорошо, что Гринев не видел его лица. Бетонный завод находился на последнем издыхании. Оборудование крайне износилось, зарплату не давали уже полгода, народ бежал оттуда, и работали только совсем уж горькие пропойцы, знавшие, что больше их никуда не возьмут.
— Конечно, тяжело будет на первых порах, но поможем. Это я тебе гарантирую, — продолжал Гринев, все так же держа руки на плечах своего молодого заместителя. — Надо, Витя, надо! А представляешь, как это будет здорово, взять и возродить завод, как эту, как его… а, птицу Феникс! Я тебе в чем-то даже и завидую. Был бы помоложе, может, и сам бы решился. Но, годы уже не те…
"Он что, издевается?!" — подумал Виктор, чувствуя, как подкатывает к горлу упругий комок ненависти. Такое повышение было подобно ссылке, оно отодвигало кресло мэра от Спирина как минимум лет на десять. Но голос Гринева казался искренним, а взгляд, когда он прошел к своему креслу и сел, чист и ясен.
Через час, обдумав все, Спирин сам позвонил Нечаю.
ГЛАВА 9
Нечай понимал, что первый заместитель мэра города Виктор Спирин птица не его полета, но не закинуть удочку в ту встречу в мэрии было бы просто грешно. И вот теперь "астрологический брат" позвонил сам! Нечай сразу почувствовал грядущую удачу. Собираясь на встречу со Спириным, он на минутку заехал к сооружаемому под присмотром его ребят бару на улице Пархоменко. Быстро решив все накопившиеся на стройке проблемы, Нечай собрался ехать, но вспомнил, что у него кончились сигареты, и отошел к расположенному рядом мини-рынку. На небольшом пятачке асфальта стояли десятка два крытых прилавка, где торговали дешевым импортным барахлом, да самыми ходовыми продуктами питания. Уже купив пачку «Бонда», Геннадий стал свидетелем любопытной сцены. К пожилой бабе крестьянской наружности, скромно пристроившей прямо на асфальте пирамиду из двух десятков кочанов молодой капусты, пристали два парня, требуя с нее деньги за право торговать своим нехитрым товаром. Оба парня явно сидели на «игле». Одного, рыжего верзилу, Нечай знал, сталкивался в свое время еще в зоне для малолеток. Теперь Геннадий поразился, насколько «дурь» высосала из того все силы. Ража, так звали парня, словно высох, ссутулился, ходил на полусогнутых ногах. Бабка между тем отчаянно защищалась, не желая расставаться с честно заработанным рублем. Она, даже, крикнула мужа, дремавшего в стареньком «Москвиче» и дедок, еще крепкий на вид, поспешил ей на помощь.