Холодом веет здесь,
Как от снегов, от вод.
Если русалки есть,
Тут их — невпроворот!
Водоворотов игра
Тайная в глубине.
Золотая игла
Компаса, что на дне.
Отблески от блесны,
Седой волосок хвои.
Но до чего темны
Амальгамы слои!
Повисли вниз головой
Прибрежных сосен ряды.
Месяца нож кривой,
Не замути воды!
Валдай
И в гору, по городу, белому сну,
А там, в серебристом тумане,
Гвоздями и снегом прибита к бревну
Прекрасная вывеска: «Баня».
И, ангелов чище, выходим в мороз,
Без мысли, без грязи, без дряни.
Сады замело — подоконник зарос
Блестящей помадой герани.
Над прорубью ряса полощет платки,
Над крышей — печное дыханье,
В сенях из ковша — ледяные глотки,
И звезды ковшом — без названья.
«У чёрта свои были козыри...»
* * *
У чёрта свои были козыри,
Настоятель старался зря.
Эти лютики, берег озера —
Не место для монастыря.
Зовут не к моленью и кротости,
А к жизни, любви, беде
Две синие-синие пропасти:
Небо в небе и небо в воде.
«И крапаньем, и топом...»
* * *
И крапаньем, и топом
Дождь утомлен до слез.
Жасмином и укропом
Весь огород зарос.
Полно смородин сито,
Оскоминою — рот,
Задумчиво и сыто
Идет по грядке кот.
И ветер, разбирая
Сплетенья лебеды,
Рассеянно стирает
Когтистые следы.
«По снегу, игла, скитайся...»
* * *
По снегу, игла, скитайся,
Хвост тащи по целине.
Были вышиты китайцы
И повисли на стене.
Дама в розовом халате,
Он с усами, без волос,
Подает цветы ей: нате,
Принимайте, раз принес.
А она, как по уставу
(Что ли зря ходить ему?),
Руку влево, нос направо:
Благодарствуйте, приму.
Он, сияя бритой кожей
(Метод — гладь и цвет пшена):
«Я сегодня стал вельможей,
Выходите за меня».
Без кокетства и коварства:
«В долгий ящик не кладу,
Если нужно государству,
Разумеется, пойду».
На стене стихают речи.
За окном бела зима.
...Тетка Лиза в скучный вечер
Вышивала их сама.
«Дождь и солнце — царевна плачет...»
* * *
Дождь и солнце — царевна плачет,
В лице холодном улыбку прячет;
Уже и плакать она не хочет,
А всё не смолкнет, всё слезы точит!
Уже и кудри мокры, как травы,
У нас царевна крутого нрава.
Уже и мило, уже и любо,
А так надолго надула губы...
Уж пусть поплачет, блестя глазами,
Враз просыхающими слезами:
Дурит — и ладно, пока дурится,
Пока царевна, а не царица!
«Когда синеют и густеют сумерки...»
* * *
Когда синеют и густеют сумерки,
Поняв, что больше нечего терять,
Выходят волки, голодны и суетны,
Из леса позади монастыря.
А чуть пораньше, час ближайший чувствуя,
Поднявши к небу черные носы,
Друг друга понимая и сочувствуя,
Возьмутся перелаиваться псы.
Не холодно, но страшно за сараями.
Ответы слыша, подавив зевок,
Все лает пес, и хрипло, и старательно,
И думает, что он не одинок.
Август
Пора немых комет,
Безмолвие зарниц,
Пожары лету вслед,
И сушь, и тишь ресниц.
Что до тебя, апрель!
В траве не спят шторма,
Безмолвствует форель,
Безумствуют грома.
Но сомкнуты уста,
Хоть гром над головой —
Такая высота
До тучи грозовой!
О августовский день!
Бессолнечно светло.
И никакая тень
Не ляжет под крыло.
«Наши следы, босоногие лапы...»
* * *
Наши следы, босоногие лапы,
Море слизнуло с пляжа Анапы.
Мы проходили ржавый баркас,
Ждали волнистые отмели нас.
С каменных, странных слетели цветов
Розовых раковин сто лепестков.
Листья рогатые, шкурки сухие
Мы называли: черти морские.
Черти морские, на что вы похожи?
Выветрил берег чертову кожу,
Легче папируса, тоньше фольги,
Только рога и остры, и долги.
Черти морские, не вы ли, шурша,
В пене на берег шли не спеша?
Шелест от чертовой кожи в висок
Въелся, как в волосы въелся песок.