Спина согрелась. Теперь можно присесть на валежину, разуться, подставить к огню ноги.
…Бегство с берегов Вятки было неудержимым. Остатки полков уходили по раскисшим болотам. Красные преследовали их по пятам. Найденов отступал вместе с артиллеристами Макарова. Снаряды у них давно кончились, и капитан приказал батарейцам бросить пушки, утопив замки в болоте. Одна тягловая лошадь была убита, две достались офицерам, на остальных по очереди ехали солдаты. Не было с ним лишь вестового Акулова. Он умер от раны в живот.
По пути отступавшие уничтожали мосты, поджигали леса. Стычек с красными старались избегать, но однажды захватили в небольшой деревушке, куда наведались за провизией, пятерых разведчиков. Их выдал зажиточный крестьянин.
Озлобленные, тяжело пережившие разгром полков, распухшие от укусов комарья, батарейцы жестоко избили разведчиков и увели с собой в лес. Во время привала на краю болота начался допрос пленных. Не выдержав побоев, один завизжал, указывая на молодого, интеллигентного с виду парня в гимнастерке, но без знаков различия:
— Я все расскажу! Не бейте, я все расскажу… — лепетал предатель. — Вот это наш командир. А я из середняков, силой мобилизованный. Я все расскажу… Моя фамилия Шмаков.
— У, шайтан… — процедил другой пленный, очевидно, татарин. — Голова тебе долой надо…
— Это тебе надо долой голову! Ты недавно в партию вступил. Да еще этот вот коммунист, — взвизгнул Шмаков, снова показывая на интеллигентного красноармейца. — Он, ваши благородия, из бывших офицеров!
— Так, так, так…
Найденов и Макаров переглянулись.
— Фамилия? — спросил Найденов.
— Пусть этот гад скажет.
— А я хочу, чтобы ты сам.
— Извольте. Максимов Андрей Николаевич. Бывший прапорщик. Командир взвода. Все…
— Какой дивизии?
— Вы же знаете, кто вас преследует. Двадцать первая дивизия. Бригада — вторая. Что еще вам нужно?
— Как это так: русский офицер и вдруг предает Россию? Родину предает!
— Это еще не известно, кто предает — вы или я.
— Не известно? А что вы делаете с Россией? Куда вы тянете ее? В какую бездну? — В бездну? По-моему, все обстоит как раз наоборот…
— Товарищ командир… Какой шайтан с ними говорить? — Татарин бессильно опустил голову.
— Замолчи, скотина! — закричал Макаров и, коротко размахнувшись, ударил пленного по лицу.
— Я не скотина. Я человек. Это только вы нас за человек не считали, — сказал, выплевывая с кровью выбитый зуб, татарин.
— Ты — человек? — издевательски переспросил Макаров. — Вася, ты слышишь? Он — человек. Ха! Ты будешь сейчас мешком мяса! А ну, братцы, привяжите его к дереву! — приказал он батарейцам.
Солдаты быстро прикрутили пленного ремнями к осине. По требованию капитана один из них примкнул штык винтовки и вручил Шмакову:
— Если ты в самом деле раскаялся, заколи его!
— Я?
— Ты!
Шмаков побледнел, непроизвольно перекрестился, что вызвало улыбки на лицах офицеров, и взял винтовку. Затем кинул ее наперевес и пошел к своей жертве. Глаза татарина широко раскрылись, он оскалил зубы и зарычал.
Шмаков остановился было, но Макаров прикрикнул:
— Ну!
Штык с хрустом вошел в тело. Красноармеец дернулся и обмяк, повис на ремнях. Шмаков с трудом выдернул окровавленный штык, отошел в сторону и со стоном присел на землю, не выпуская винтовки из рук.
Вскоре они уже были далеко от страшного места.
И снова начался путь по бездорожью, через леса, болота. Конечно, заманчиво было вернуться к своим с пленными. Но они мешали в пути: их надо кормить, охранять. К тому же пленные могли стать серьезной помехой при возможных стычках с красными. Макаров предложил свой план расправы, и Найденов его тогда одобрил.
Когда остановились на привал, Найденов и Макаров подошли к пленному командиру, развязали ему руки.
— Максимов, у вас есть еще шанс остаться в живых, — сказал Найденов. — Ведь вы можете дать ценные сведения. Сейчас требуется только честное офицерское слово. И надо расстрелять тех троих. Вот и все. Мы с капитаном по возвращении доложим об этом командованию. Подумайте хорошо.
— Да… Ваше предложение весьма привлекательно, — ответил Максимов, потирая затекшие от веревок руки. — Даже слишком привлекательно!
— Постой! — сказал Макаров, отвинчивая пробку солдатской фляги. — Выпей!
— За что? — спросил Максимов.
— За начало переговоров, которые, я думаю, будут успешными. Прошу закусить, — протянул Макаров пленному кусок хлеба и тонкий ломтик сала. — Извини: сами на голодном пайке. Но дело это временное. Доберемся до своих, наверстаем.