— Вашбродь, деньте его куда-нибудь или меня переведите! — взмолился Жилин. — Мочи нет! Съест он меня. То тигром, то людоедом себя называет. Еле уговорил его. Без соли, говорю, как ты меня будешь есть. Вот сидит, соль ждет…
Найденов, помнится, тогда засмеялся, и солдаты его долго хохотали. А сосед Жилина по камере все твердил:
— Тигр я… Тигр!
— Что за тигр такой?
— Кто его знает, — сказал надзиратель. — По документам он вроде советский работник. Да, видно, кишка тонка оказалась, не выдержал, значит, обхожденья…
— А ты кто такой? — спросил Найденов Жилина. — Большевик? Красный?
— Да разве ж я похож на красного, вашбродь? Да я их как черт ладана сторонюсь, ненавижу! Случайно я попал сюда. Шел я по улице к фабрике «Содолгу, Кобецкий и компания»…
— Чего тебе там надо было?
— Насчет табаку хотел договориться: Знакомый там у меня. А сам я из Пермского, что вниз по Амуру. В Хабаровске только временно, до весны.
— Не врешь?
— Нет, вашбродь. Вы только этого людоеда уберите, и пусть солдаты выйдут. Я еще что-то вам скажу.
Найденов приказал солдатам выйти, и Жилин зашептал ему, что мог бы в случае чего быть полезен и у него есть чем заплатить за избавление от тюрьмы и глупой, бессмысленной смерти.
— Из Пермского, говоришь?
— Да, вашбродь…
— А здесь где живешь?
— Знакомая хорошая имеется.
— Жилье теплое там?
— Да, вашбродь, у нее хорошо. Дом свой в пять комнат — деревянный, но фундамент высокий, кирпичный, и сделано все добротно.
— На твою знакомую можно надеяться?
— Конечно, вашбродь.. Других я не знаю. С нею знаком несколько лет. Приезжаю и живу. Надо — месяц, надо — хоть три… Заплатишь сполна и живешь в уюте и достатке.
— Как ее фамилия?
— Ее зовут мадам Глушко. Она не из бедных…
— Покажи мне этот дом.
— Хоть сейчас, вашбродь!
— Ну что ж, если твоя правда, ты спасен.
— Этого я забираю с собой, — сказал Найденов надзирателю, показывая на Жилина.
— А с тем что делать? — спросил надзиратель.
В коридорах слышались голоса, топот. Скрежетали засовы дверей камер. Надзиратели выкрикивали фамилии арестованных. Из камер, как тени, выползали люди. Их сразу окружали конвойные и уводили в темноту. Расстреливали их за городом, трупы сбрасывали в проруби на Амуре…
— Что делать? Присоединить к одной из команд.
— Слушаюсь!
Найденов передал своих солдат во временное подчинение одному из офицеров, а сам с наганом в руке вывел Жилина из тюрьмы.
— Ну, показывай дорогу, — сказал он бывшему узнику, еще не совсем поверившему в свое чудесное спасение.
Они шли глухими улицами и переулками. Изредка останавливали патрули. Найденов показывал документы, и их беспрепятственно пропускали дальше. Стоял трескучий мороз. Под ногами скрипел снег, и шаги были далеко слышны в настороженной тишине, которую нарушали лишь выстрелы, да со стороны железнодорожного вокзала доносилась бесперебойная, обрывистая перекличка паровозов и бронепоездов, охраняющих подступы к Хабаровску.
— Теперь уже скоро, вашбродь! — сказал чуть не впервые за всю дорогу Жилин.
Он шагал впереди, Найденов — чуть позади. Конечно, идти одному в незнакомую квартиру было рискованно, но Найденов не хотел лишних свидетелей.
Мадам Глушко, дородная, с хитроватыми глазками женщина лет сорока, побледнела, когда увидела Жилина в сопровождении вооруженного офицера. Но Жилин успокаивающе мигнул ей, и хозяйка, опасливо оглядываясь, пригласила их в комнату, очевидно, служившую гостиной.
Найденов осмотрелся и, не увидев ничего, предвещавшего опасность, спрятал наган в карман. Комната была обставлена богато, но в мещанском, обывательском вкусе. Рядом с великолепным ковром азиатской работы можно было увидеть пошловатые кружева и вышивки, а с аляповатой подставкой под цветы соседствовала фарфоровая ваза, вывезенная, очевидно, из Китая. Стулья, кресла, зеркала, фотографии в тяжелых рамках, куколки, подушечки, флаконы, помада — все эти вещи находились в поистине кричащих противоречиях. Но в одном Найденов постепенно убеждался: хозяйка этого жилья не могла быть заодно с большевиками.
— Вы знаете его? — спросил Найденов, показывая на Жилина.
— Н-нет, то есть, конечно, конечно знаю! Но что случилось? Что произошло?
— Он был задержан во время облавы и находился в тюрьме.
— Боже мой! За что?!
— По-глупому все вышло, Варвара Семеновна, — проговорил Жилин. — Просто шел. На улице схватили.
— А я так беспокоилась, так беспокоилась! Ушел и как в воду канул. Нету день, нету два. На дворе зима. Думаю: что-то случилось. Может, пуля шальная, может, еще что…