Так они остались жить в доме мадам Глушко и ожидали лучших времен.
Белые оставили Хабаровск, но у них еще был Спасск, Владивосток — Приморье и крепкий, броневой щит японских вооруженных сил. Наташа постепенно приходила в себя после неудачных родов и потрясений. Отчасти этому способствовало и то, что муж теперь был все время рядом. Найденова же удручали вынужденное спокойствие и неясность положения.
Кроме того, и он, и Наташа чувствовали, что их пребывание начинает тяготить хозяйку. Их это очень мучило. Но что они могли поделать? Бежать за границу? Но Жилин уверял, что сделать это сейчас невозможно, потому что большевики, ожидая нападения белых, усиленно охраняют всю полосу вдоль границы и задерживают всех подозрительных.
Это повергло Найденова в уныние. Он часами сидел молча, уставившись в одну точку, или, забывшись, лежал на кровати, отвернувшись к стене. Тяжело было и Наташе.
Так продолжалось до весны.
В день, когда взломало на Амуре льды, Жилин вернулся повеселевший и оживленный:
— Ну, вот и дождался я. Проснулся, ожил Амур-батюшка! Очищается дорожка моя домой! Куплю лодку, запасу провизии — и айда вниз по течению в Пермское!
Он помолчал, задумавшись, и вдруг предложил:
— А что, вашбродь, не поехать ли вам со мной? А? В Пермском места глухие. Там удобственней будет вам своих дожидаться… Придут ведь они рано или поздно! Не век, наверно, Советская власть у нас будет. Нешто японцы да американцы это допустят или генералы наши будут сидеть сложа руки? Вот я и говорю, можно будет у нас в глуши переждать. Здесь-то опасно: мало ли глаз да острых языков… Правда, в Пермском тоже жить вам не придется, но есть у меня зимовье верстах в тридцати от села. Там мои охотничьи угодья. У каждого у нас в селе такие угодья есть, вроде как свои огороды, и никто друг к другу не вторгается. Иначе смерть найдет от самострела или еще как… Конешно, скушновато покажется там вам, но опять-таки безопасно! Решайте, вашбродь… Ежели надумаете, то помогайте мне деньжонками — купить лодку да провизии. Приготовлю я все это, и денька через три-четыре поедем.
Предложение Жилина показалось заманчивым: оно сулило не бог весть, но какие-то перемены. В Хабаровске в самом деле оставаться было опасно. А в Пермском можно переждать, раз уж так все случилось… Посоветовавшись с Наташей, Найденов сказал Жилину, что согласен.
Теперь их жизнь наполнилась новым смыслом, и даже мадам Глушко стала по-прежнему услужливо-приветливой и усердно помогала в сборах.
Найденову пришлось раскошелиться. Жилин купил у кого-то добротную лодку нанайского типа — продолговатую, изогнутую в днище и с тупым носом, способную, как он сказал, поднять хороший груз и устойчивую на волне. Купил и парус, и весла — гребные и рулевые, да еще два про запас.
Когда все приготовления были закончены, в одну из тихих майских ночей они, попрощавшись с мадам Глушко, отчалили от берега. Течение подхватило лодку. Жилин отгреб подальше и только тогда сказал:
— Ну вот… теперь нам ни черт, ни дьявол не страшен. Только днем будем подальше от жилых мест держаться. Пойдем больше ночами да глухими протоками. Я дорогу знаю. Через недельку прибудем на место.
Он бросил грести и убрал весла. Лодку быстро сносило вниз, но огни Хабаровска долго еще светили в ночи. Провожая их взглядом, Найденов не думал тогда, что уезжает не на месяц и не на два, а на долгие-долгие годы…
Плыли они и в шторм, и в тихую погоду, останавливаясь лишь затем, чтобы развести костер, обогреться, приготовить обед. Найденов видел немало рек: Вятку, Волгу, Каму, Оку, Обь, Иртыш, — но Амур поразив его своими просторами, могучей, необузданной силой, мрачными, скалистыми сопками, подступающими к берегам то с одной, то с другой стороны; он поразил необжитостью, бесчисленным количеством проток, островов, заливов, среди которых было так легко затеряться, обилием рыбы и дичи, дремучестью лесов на совершенно диких берегах, цветом воды — мутновато-свинцовой в непогоду и голубой, сливающейся с горизонтом в ясные, погожие дни.
Жилин предусмотрительно обходил стороной русские селения и нанайские стойбища или, дождавшись ночи, проплывал мимо в темноте. За весь долгий путь они почти никого не встретили, если не считать несколько туземных лодок, промаячивших крохотными точками вдали. Это усиливало впечатление пустынности, необжитости. Иногда Найденову казалось, что он находится на самом краю земли: нет, не России, а вообще земли. Ему казалось, что дальше, за сопками, уже ничего нет, и, когда он говорил об этом Жилину, тот снисходительно улыбался и объяснял, что если от правого берега идти на восток, то на многие сотни километров будут снова встречаться вот такие же сопки, тайга, пади, горные речушки, мари, болота, снова сопки, и лишь только потом обозначится Татарский пролив. Найденов и без Жилина знал, что восточней Амура — Татарский пролив, а за ним — Сахалин, а еще северо-восточней — Курильские острова, дышащая вулканами Камчатка, холодная Чукотка.