Многое из того, что он видел и о чем слышал от Жилина, пока плыли они по Амуру, удивляло Найденова: и то, что река — это единственная дорога в здешних местах, и кругом на сотни верст нет ни трактов, ни железнодорожных путей, ни мостов, а одни лишь таежные тропы да проселки; что ледоход здесь начинается не так, как на Волге, то есть не с низовьев, а наоборот — с верховьев; что осенью идет из моря несметными косяками на нерест кета, но ловят ее не в Амуре, а в горных речушках, где ее бывает так много, что и шест в воду невозможно воткнуть, не задев рыбин; что в Амуре водятся, как на Волге, осетры, есть и калуги, совершенно невероятных размеров. Но больше всего Найденова поразило, что на берегу Амура, не доезжая ста верст до Пермского, есть селение Малмыж. Услышав это, он не выдержал и разбудил Наташу, спавшую под полушубком в носу лодки:
— Наташа! Ты слышишь, Наташа! Малмыж! Понимаешь? Оказывается, здесь тоже есть Малмыж!
Наташа Проснулась с трудом, села, поправила платок, поеживаясь, оглядывая звездное небо, силуэты сопок и ничего не понимая.
— Наташка! — повторял Найденов; так он называл жену чрезвычайно редко, в минуты особого возбуждения и доверительности. — Наташка! Ты слышишь? Нет, ты понимаешь? Здесь… и вдруг Малмыж!
Она знала, что для него Малмыж — это не меньше, чем для нее Кронштадт или Петроград, но уж слишком невероятным было слышать здесь о Малмыже, и в первые минуты, не разобравшись, что к чему, она испугалась за мужа, подумав, не бредит ли он или, что еще хуже, — не сошел ли с ума!
А Найденов стал упрекать Жилина за то, что тот не сказал ему о Малмыже раньше, чтобы можно было посмотреть получше село, а потом рассказал, что на Вятке есть уездный городок Малмыж — небольшой, деревянный, со спиртзаводом да небольшими мастерскими; что его имение Гоньба расположено тоже на Вятке, всего лишь в десяти верстах от Малмыжа, что он учился в этом городе в школе, часто бывал с отцом или матерью на праздниках, ярмарках, в гостях у знакомых. А вот надо ж такому случиться! Здесь, за десять тысяч верст от Вятки, есть на Амуре свой Малмыж!
— Эдак у нас по всей реке — от Хабаровска до самого Николаевска, — заметил Жилин. — Вот, скажем, наше Пермское. Энт только я один там пришлый, а остальные все живут пермяки; из Пермской губернии, значит, сюда притопали. Место им выделили. Они и обосновались, хошь не хошь, на этом месте, хотя не больно оно хорошее: тайга кругом гнилая, под раскорчевку несподручная, и хлеб не растет: болота, что с них возьмешь? А острова-то все заливные, только под покосы годны да ежели овощь садить. Вот, значит, пермяки-то здесь и обосновались, хоть и не по своей воле. А из Орловской губернии которые, те обосновали, значит, Орловку, из Тамбовской — Тамбовку… И Елабуга здесь есть, и Вознесенское, и Троицкое… Ну, а ваши-то, малмыжские, стало быть, на память вечную по-своему назвали село, как все делали. Мимо ваших земляков, значит, проплыли. Вот оно как!
Найденов пытался понять, что же привело его вятичей, равно как и орловских, тамбовских, пермских мужиков, почти на самый край земли. Что заставило их двигаться с запада на восток, идти пешком год, два, три, идти со своим скарбом, с детьми, с узлами, котомками и посохами? Неужели они не понимали, что уходят навсегда с земли своих предков? Неужели же не мучила тоска по малмыжским полям, по берегам Вятки? Неужели они не испытывали страха перед расстояниями, перед таежной дикостью? Не боялись быть оторванными от всего мира? Что же, что же их вело сюда, этих мужиков, баб и детишек? Безземелье? Тяга к воле? Как они начинали здесь жить, на Амуре, не имея ни кола ни двора? Как выжили? Сами ли они догадались, или кто надоумил их назвать свои села по имени родимых мест?
Лодку несло вниз по течению. Гуляла небольшая волна. Жилин сидел на корме с рулевым веслом в руках и молча курил. Наташа успокоилась, притихла под полушубком: легкая качка быстро усыпила ее. А может, она вовсе и не спала, а только делала вид, что спит, решив оставить мужа наедине с мыслями. И чем дальше Найденов думал, тем больше ему казалось, что в этом движении народов с запада на восток заложена какая-то огромная неведомая сила, по своей безостановочности и могучести чем-то напоминавшая течение амурских вод…
И еще одно сравнение, помнится, пришло к нему тогда ночью в лодке. Когда-то, мальчишкой, Найденов в сенокосную пору нередко наблюдал, как крестьяне вывозили с лугов сено. Его укладывали вилами на телегу, утаптывали, обчесывали воз, снова накладывали.