Со временем в загребущие руки Жилина перешло все: золото, деньги, драгоценности. В муку, соль и спички превратились даже обручальные кольца, даже золотые часы — подарок адмирала Колчака…
И вот настал момент, когда они с Наташей остались без ничего. Жилин их обобрал до последней золотинки, до последней копейки. Найденов вынужден был униженно просить Жилина дать ему продукты и товары в долг. Мужик долго чесал бороду, хмыкал, крякал, но все-таки дал все, что просил Найденов. Правда, сказал при этом угрюмо: «Как хотите,, вашбродь, но это — в последний раз. Вы мне тоже за так ничего не делали…» Эти слова подействовали, словно ледяная вода. Найденов еле сдержался, чтобы не прибить на месте эту неотесанную мерзость, но пришлось взять себя в руки.
— Я же верну сполна! Я за все уплачу, понимаете? В три раза дороже! Придут наши, и все изменится, понимаете?
— Кто его знает, придут они или нет, — со вздохом сказал мужик. — Знать, крепко Советская власть становится на ноги, ежели в такой глуши, как наша, новые города задумывает строить.
— О чем это вы?
— Так недавно начальство большое к нам приезжало: будто бы аж из самой Москвы. Все ходили, рядили, спорили. Берег Амура от Мылкинского озера до Дземог осматривали и в глубь лесов до самых сопок ходили. Ну, и кому-то из нашенских, вроде как бы мимоходом, сказывали, что скоро весело будет-де у нас, что будут на этом месте город большой строить. Вот ведь как Пермское-то угадало!.. И места вроде бы гиблые, болотистые кругом… Но вот равнина наша начальству приглянулась. Один-то из них, как цыган, бородатый и пронзительный глазами. Я фамилию его даже запомнил — Гамарник. Так вот, вашбродь, ежели город начнут строить, что же от Пермского останется? Снесут село, выходит. Или в другом месте дома построят, или убытки сельчанам возместят, как думаете?
«Черт побери… лишь только этого и не хватало», — подумал тогда Найденов.
И, как бы читая его мысли, Жилин заметил:
— Надо бы вашему благородию подальше от греха податься. Чего тут ждать? Ненароком разнюхают — и вам тогда несдобровать, да и мне. Мне-то этот город тоже совсем не с руки. Я шум не люблю. А мест еще диких хватает. Здесь ведь и рыбу, наверно, переведут, и зверя. Так вот я задумал податься отселя. Да и вам советую.
На этом они расстались. Найденов решил выждать, не торопиться. Но слухи оправдались. Весной тридцать второго года на берег Амура у села Пермского в самом деле высадилась первая партия строителей. И тут же на берегу вскоре вырос палаточный городок, появились землянки. День и ночь дымили костры. Бродя поблизости в тайге и принюхиваясь, словно зверь, к запахам этих дымов, Найденов испытывал угнетающее чувство тревоги и беспокойства. Он долго не решался войти в Пермское. А когда нужда все-таки заставила его преодолеть страх, к своему удивлению, заметил, что никто на него не обращает внимания и что он, по сути дела, никому не нужен.
На стройку приехала в основном молодежь, кругом стоял шум и гам. Одни таскали бревна, другие кололи дрова, третьи копали углубления для землянок. Кругом суета, движение, лязг лопат, громкие голоса, смех. А он был один… Он был никому не нужен.
Жилина в этот день Найденов не нашел. Он куда-то исчез из Пермского. Поэтому впервые за долгие годы пришлось вернуться с пустыми руками и довольствоваться скудными запасами сухарей и остатками сахара. К счастью, в мясе и рыбе нехватки не было почти никогда.
И все-таки, как ни странно, стало легче. На стройке нарасхват раскупали свежее мясо, черемшу: свирепствовала цинга. Найденов знал, где растет эта пахнущая чесноком трава. Они с Наташей собирали ее, вязали в пучки, и он продавал черемшу на стройке, а на вырученные деньги покупал продукты. Его, очевидно, принимали за жителя какого-нибудь окрестного села.
Он не раз комкал в глухой злобе вырученные деньги, понимая, что бессилен перед будущим. Найденов иногда подолгу бродил по городу, хмуро вглядываясь в лица. Эти люди в красноармейских шлемах, в фуфайках, ободранных ботинках… Такими он представлял тех, которые взяли чуть ли не голыми руками в двадцать втором Волочаевскую сопку, таких видел еще раньше: они форсировали Вятку, били белых. Найденов не понимал их и ненавидел, хотя и продавал им черемшу. Он был уверен, что эти фанатики долго не продержатся в своем городе шалашей и палаток: либо перемрут от цинги, либо разбегутся кто куда, побросают свои тачки и лопаты. Но прошел год, второй… Найденов часто видел, как к обрывистому берегу возле старого села Пермского причаливали пароходы. Сходили, на причалы новые и новые толпы молодежи. Откуда они брались? Казалось, им не будет конца. Появлялись еще палатки, больше становилось рубленых двухэтажных домов, а кое-где уже поднимались из котлованов и кирпичные здания. Прорезались в тайге первые улицы с деревянными тротуарами. На Брусчатке — так назывался один из кварталов — сделали танцплощадку, и там по вечерам играл духовой оркестр, тренькали балалайки, слышался за березами смех, звучали незнакомые песни и частушки.