Она вернулась в постель, отодвинула подушку в угол и укуталась одеялом. Она поднялась на час раньше только из-за того, что какой-то Гюнтер Шмидт оставил на ее столе шесть сотен марок. Но Линда никогда не вставала на час раньше ни для кого и ни для чего. За всю свою жизнь. И сегодня она не сделает этого. Этот час она доспит как положено! Совершенно спокойно! Как всегда!
Регина только что поднялась, чтобы приготовить завтрак для себя и Клауса. Конечно, потом она снова ляжет и постель, но они приняли с Клаусом неписаное правило – каждое утро проводить вместе, спокойно завтракая за столом. Ставя варить кофе, Регина слышала, как Клаус идет в ванную. Регина достала газету из ящика и перелистала страницы. Июль, все в отпусках. Ничего интересного в этот летний период не происходит. Она перевернула газету. Последняя страница кишит предложениями турпоездок. С раздражением Регина закрыла газету и положила ее рядом с тарелкой Клауса именно этой страницей кверху. Наверное, надо поговорить с ним еще раз. В конце концов, она могла бы поехать с кем-нибудь из подруг. Тогда, не опасаясь за ее нравственность, он мог бы спокойно заниматься своими делами. Клаус вышел из ванной, и Регина заметила, что выглядит он неважно. Ей даже показалось, что он постарел за одну ночь. Поэтому она не решилась сразу начать разговор на интересующую ее тему.
– Ты плохо спал? – озабоченно спросила она.
– Я почти полночи проработал. Когда я пошел в ванную, было уже три часа!
Клаус поцеловал Регину и придвинул к столу свой стул.
– Похоже, я все-таки старею. Раньше такой режим работы ничего мне не стоил! Ты еще не пожалела о своем выборе?
– Но, милый, как ты можешь говорить такое! – Регина налила ему кофе и подвинула тарелку с нарезанной колбасой. – Я могу снова пойти работать, чтобы ты так не надрывался. Вдвоем мы одолеем эти проблемы гораздо быстрее!
«Тогда и прав у меня станет побольше и я смогу пойти в отпуск когда захочу», – подумала она при этом и отрезала пару кусочков хлеба.
– Пока ты рядом со мной, тебе незачем думать о работе. Я уже был женат на женщине, которая только и думала о своей карьере. Мне этого хватило на всю жизнь! Никогда ее не было дома, никогда у нее не было времени, даже завтрак мне приходилось готовить самому. В доме постоянно находились чужие люди – гувернантки, уборщицы, репетиторы для детей и бог знает кто еще.
– Но это же не так плохо, – возразила Регина. – Зато все хорошо функционировало.
– Функционировало! Ты совершенно точно сказала. Все функционировало. И я сам, как некий главный механизм, тоже «хорошо функционировал». Я никогда в своей жизни не функционировал лучше. Но я больше не хочу функционировать. Я хочу жить!
«Только этого мне еще не хватало, – размышляла Регина, намазывая бутерброд маслом. – Теперь рядом со мной эгоист. И все потому, что Моника никогда всерьез не занималась его воспитанием! Она просто испортила Клауса!»
Рёмерсфельд окутал зной нового летнего дня.
Все шло заведенным порядком, Гюнтер направился к одной из своих строительных площадок, чтобы проверить ход работ. Марион собиралась сесть на традиционный послеобеденный бридж. Дирк ближе к одиннадцати часам начал искать свой автомобиль, потому что опять не мог вспомнить, где оставил его в последний раз. Моника обсуждала с Ричи письмо из налогового ведомства, в котором их фирму извещали о предстоящей финансовой проверке.
Только Линда была словно сама не своя. Проснувшись утром, она проверила сразу, что записалось вчера вечером на диктофон. Но, как назло, только какой-то шум и невнятные голоса. Ничего такого, чем она могла бы разозлить Марион, не говоря уже о том, чтобы иметь возможность в случае чего объясниться с Дирком. А эти купюры все так же лежат на ее столе. Наконец Линда, запихнув деньги в кошелек, поехала на работу, а в обеденный перерыв вошла в отделение общества защиты животных. От имени Гюнтера Шмидта Линда перевела всю сумму на счет общества и просила направить письменное подтверждение о поступлении средств на домашний адрес Гюнтера. Уладив это дело, она вернулась в магазин, но все равно никак не могла сконцентрироваться на работе и на клиентах. У нее перед глазами постоянно стояло лицо Марион. Линда словно наяву видела, как та получает благодарственное письмо из общества защиты животных. Кроме того, девушке не терпелось поскорее поделиться своей проделкой с Ирэн.
Гюнтер закончил объезжать свои строительные объекты около шести вечера. Настроение у него было приподнятое, дела шли, его машины полностью загружены работой.
Все время, что сидел в автомобиле, Гюнтер почти не выпускал телефон из рук, созванивался с партнерами по вопросам форсирования работ, договорился с Клаусом о встрече завтра после обеда, сообщил Марион, что хотел бы поужинать ровно в семь, поэтому пусть она заканчивает свой бридж и начинает накрывать на стол. Наконец, в качестве своеобразного десерта Понтер позвонил своему поставщику вин и просил направить по адресу Линды ящик лучшего шампанского. Причем еще сегодня и желательно до восьми вечера. Тогда часов в девять он позвонит ей и поинтересуется, угадал ли с выбором сорта. Потирая руки в предвкушении этого разговора, Гюнтер свернул на свою улицу.
Марион накрывала к ужину на террасе, чтобы еще немного насладиться прекрасной летней погодой. Желая доставить Гюнтеру удовольствие, она приготовила самое любимое его блюдо: жаркое с клецками и квашеной капустой. Гюнтер сначала пропустил кружечку холодного пива и только после этого занял свое место за столом.
– И ты считаешь это подходящей едой для мужчины, который провел за рулем целый день в такую жару?
Марион, едва не выронив из рук тарелку, замерла перед ним.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Полагаю, ты могла бы готовить более продуманно. Какой-нибудь летний салат больше соответствовал бы такой погоде и моему состоянию.
– Что? Но ты же терпеть не можешь…
– Тебе следовало бы хоть немного подумать о моей фигуре!
Марион опустила ложку в блюдо с жарким.
– Но у тебя прекрасная…
– Больше никакой пищи с холестерином, – прервал ее Гюнтер на полуслове. – Ведь с таким же успехом ты могла бы положить передо мной пистолет, чтобы я немедленно застрелился!
– Что, во имя всех святых, на тебя нашло? – Марион села рядом и сокрушенно покачала головой.
– Марион, мне исполнилось шестьдесят, если ты не забыла, и я хотел бы прожить еще несколько лет! Жить, а не существовать, понимаешь?!
– Хорошо. – Марион встала, чтобы убрать со стола блюдо с поджаркой и клецки. – Мне ничего не стоит поменять блюда. Просто я думала… – Звонок в дверь прервал ее на полуслове. – Кто бы это мог быть? – Она вопросительно посмотрела на мужа. – Ты ждешь кого-нибудь?
– Возможно. – Внезапно Гюнтеру пришло в голому, что это Линда, и его пульс участился. Глупость, успокоил он себя, у нее нет повода прийти сюда.
Марион открыла дверь. Перед ней стояла незнакомая дама лет тридцати и широко улыбалась.
– Я не могла отказать себе в удовольствии зайти к нам, чтобы поблагодарить вашего мужа!
– Да? – Марион мучительно вспоминала, знакомо ли ей лицо этой дамы. – За что же?
– Как за что? За щедрое пожертвование. Не каждый день случается, что совершенно посторонний человек приходит к нам с открытым сердцем и дарит его тепло. Простите, он дома? Я могу войти?
Марион отступила в сторону, совершенно не понимая, что происходит. Так или иначе, но все пожертвования Гюнтера проходят через ее руки. Может, это был какой-то партийный взнос? Но и об этом следовало бы сказать, чтобы не злить и не расстраивать ее.
По лицу Гюнтера она видела, что тот тоже не совсем понимает, в чем дело. Дама протянула ему руку, и он встал, чтобы пожать ее, но Марион заметила, как дрожит рука мужа.
– Я хочу выразить вам сердечную признательность от имени общества охраны животных. Ваши деньги позволят нам развивать наши программы. Продолжить строительство нашего приюта для бездомных животных. И если в ближайшее время, благодаря таким щедрым пожертвованиям, мы приблизимся к открытию приюта, я приглашаю вас, – она повернулась в сторону Марион, – и вас, конечно, тоже, на это торжество. И заверяю вас, что таблички с вашими именами займут самое почетное место на фасаде нашего объекта.