— Женька, ты, что ли? — неуверенно попыталась угадать она.
— Совершенно верно, Примаков Евгений Максимович. Правда, я не припоминаю, чтобы мы с вами были так близки, — по-моему, я переиграл — она потеряла дар речи. — Ладно, Ира, пошутил. Столетник это, Женя.
— Ну и очень глупо пошутил. Ха! Примаков… За кого ты меня принимаешь?
— Я тебя принимаю за самую красивую, молодую и мудрую женщину. — Слово «мудрую» я произнес в последний момент вместо «опытную», вовремя сообразив, что мудрость и опыт для женщины не одно и то же.
— Я поняла, — ответила Ирина, нынче Анатольевна, — тебе нужен номер в гостинице или столик в ресторане.
— Я же сказал, что ты мудрая. Номер в гостинице. Одноместный. На фамилию Ямковецкая Илона Борисовна. Оформить со вчерашнего вечера на пару суток.
— Это твоя новая любовница?
— Нет, это моя тетя из Бельгии. Она прилетает из Брюсселя ровно в полдень.
— Оплата в валюте? Это хорошо. Что еще?
— Еще она как две капли воды похожа на меня. Так что если она появится в твое отсутствие, ей просто не дадут ключ.
Не знаю, как с мудростью, но долгая работа с бойцами невидимого фронта сделала ее сообразительной.
— Ты подведешь меня под монастырь, — сказала она, помолчав, — случись проверка паспортного режима — и я вылечу с работы в два счета.
— Ты и монастырь — вещи несовместные, как гений и злодейство, — ответил я и положил трубку.
…Да, так вот по поводу того времени, в которое я служил вышибалой в «Праге». Как-то вечером перед закрытием Ирочку пытались втащить в «Волгу» три подвыпивших азербайджанца. С ними ей ехать почему-то не хотелось, она стала упираться, и в этот момент я вышел на Арбат покурить. Азеры вели себя нагло еще за столиком, я чувствовал, что рано или поздно придется призвать их к порядку. Одному я сломал челюсть, другому вывихнул руку, а третьего запихнул в багажник. Когда подъехала ПМГ, все было кончено — Ирочка села в «Шевроле» и укатила с тремя грузинами, а меня на следующий день вышибли из «Праги», потому что азеры оказались высокопоставленными сотрудниками республиканского Совмина, один даже, по-моему, министром пищевой промышленности.
Не знаю, может, она предпочла грузина из религиозных соображений или бедные мусульмане не представляли интереса для ее лубянского начальства. Надо отдать ей должное — она проявила участие в моем последующем трудоустройстве и объявила себя моей пожизненной должницей. Эта банальная, давняя и совсем-совсем другая история, но какие бы ностальгические воспоминания она у нас ни вызывала — Гранта с Франклином Ирочке дарить придется.
Я вывел Шерифа, и пока он пасся на привязи, пробежал пяток кругов по школьному стадиону. Я всю жизнь куда-то бегу, бегу и не могу прибежать к финишу. Может быть, это и хорошо: трижды я грудью рвал финишную ленточку — когда умирал.
В девять часов ровно я был свеж, как дыхание переводчицы. На мне были серый спортивный пиджак, летние брюки, парусиновые туфли, тенниска и темные очки — я был похож на итальянца в России и русского в Италии, мне можно было дать от двадцати до пятидесяти и от года до пятнадцати сразу по всем статьям. Этот прикид я подбирал долго, присматриваясь к пиплу на Тверской, арабам в Монпелье и ценам в «Пассаже». Я был похож на автомобиль, один борт которого выкрашен зеленым, а другой красным, чтобы свидетели давали противоречивые показания. От меня пахло кремом «Миша» и смертью.
В девять часов двадцать минут позвонил Вадим Нежин и сообщил, что Артур Новожилов из информационного отдела «Альтернативы» с санкции Степанова даст мне необходимую информацию, если то, что мне надо, не будет находиться в сфере государственных интересов. Оставив Шерифа за старшего, я отправился за Ямковецким и приключениями на свою, мягко выражаясь, голову.
Толя Квинт, начинявший «шоколадку» ликером, обнаружил-таки ссадину на заднем крыле, оставленную пулей калибра 7,62, отделившейся от патрона с гильзой бутылочной формы, способной прошивать бронежилет, как игла швейной машинки «Зингер» — шелк. Толя Квинт не настолько был сыщиком, чтобы отнести царапину на счет клыков Шерифа, но он был деликатным человеком и промолчал. Заправленная под пробку машина домчала бы меня до «Альтернативы» всего за каких-нибудь сорок минут, если бы на Преображенке я снова не засек проклятый черный «БМВ» — самое назойливое из всех существ, которых я когда-либо видел.
Пришлось предпринять радикальные меры. Остановившись на набережной Яузы, я позвонил Майвину. К телефону подошла Илона, хотя это не имело значения — как минимум восемь «быков» повисли на всевозможных прослушивающих устройствах в надежде услышать голос Ямковецкого.
— Майвина — Столетник, — прибегнул я к телеграфному стилю, чтобы не наговорить лишнего.
— Его нет, — соврала она голосом телесвиньи, которая ежевечерне укладывает спать вот уже пятое поколение малышей.
— Не кладите трубку, я подожду, пока он вернется, — раздраженно потребовал я.
— Говори, — раздался хруст пивной банки под асфальтовым катком; отвечал кто-то из людей Майвина, «на которых можно положиться».
— Если вы с меня не слезете, я откажусь работать, — выдвинул я ультиматум.
Несколько секунд им потребовалось на совместную выработку решения.
— Не нужно пыли, сыскарь, — узнал я знакомый голос. — Работай спокойно. Твоя голова стоит того, чтобы ее охраняли.
Речь, конечно, шла не о моей голове, а о его деньгах.
— Я сказал: сними этих проктологов, которые двое суток смотрят мне в задницу! — перешел я на его манеру общения. — В прейскурант моих услуг они не входят.
Не знаю, как у проктолога, а у дантиста такой поступок называется «показать зубы». Меня не столько возмущало, что они меня пасли, сколько было жаль времени, затраченного на замену транспортного средства. Между тем на ночь я оставлял «шоколадку» в соседнем дворе, а садился в нее, соблюдая все меры предосторожности, и по сотовому телефону из машины не разговаривал.
— Тебе видней, — сказал Майвин. — Будет нужна помощь…
— Мне бы она не помешала, — перебил я его, посмотрев на часы, — в лице нашей общей знакомой.
— Ты озабочен? — этот хам был явно избалован холуями, и вседозволенность стала его второй натурой, если не первой.
— Меня не интересует порода «русская коротконогая», — нахамил я в ответ, использовав опыт общения с подобными типами, — нужна наживка.
— А ты можешь дать гарантию, что ее не снимут с крючка?
— Гарантию дает мастерская по ремонту гантелей.
— Это не входит в мои прейскурант.
Он бросил трубку. «БМВ», остановившийся на виадуке и мигавший аварийными огнями, демонстративно развернулся и умчался в обратном направлении. Мое избавление от «черного дьявола» стоило Майвину десяти минут.
Некоторые из моих друзей не понимают, почему я работаю «канатоходцем» — подписываюсь на дела, требующие постоянной балансировки между кодексом чести и Уголовным кодексом, почему работаю в одиночку, придуриваюсь, лезу на рожон, подставляюсь, с одинаковой настороженностью относясь к бандитам и милиции. На самом деле все очень просто: в России-матушке полтора миллиона честных и не очень честных граждан работают в частной охранной и детективной сфере, и мне нужно выжить в условиях такой конкуренции.
Моя развязность, туповатость, лоховатость и прочие подобные симптомы позволяют и ментам, и бандитам доверять мне самые скользкие и бесперспективные дела. «Браться за все, что оплачивается» — девиз бюро «Шериф» и мое кредо. Все ли доводить до конца — это уже другой вопрос, в его решении во главе угла становится нравственный кодекс. Кто из полутора миллионов моих конкурентов станет работать на клиента только на том основании, что он чего-то недоговаривает или у него плутоватый взгляд? Бюро «Шериф» — это мышеловка для нечистоплотных клиентов. С ветеранов Первой мировой, лиц, чей доход исчисляется суммой ниже прожиточного, женщин со сроком беременности свыше девяти месяцев денег не берем. Тем более что они к нам не обращаются.
И пускай Степанов называет мою контору «шарашкой» — каждый, кто хочет носить красивую бороду, поначалу кажется небритым.
Артур Новожилов, в прошлом офицер ПГУ (у них в «Альтернативе» все такие — кто из ПГУ, кто из «Вымпела», СОБРа или ГРУ), встретил меня как старого приятеля: летом я обучал его искусству точечного удара, и он в этом деле преуспел, а еще раньше моя наводка помогла ему отыскать квартиру, где киднепперы держали заложника, и продвинуться по службе.