(У автора весеннее обострение? Отнюдь, и не у автора…Сие «Кодекс украинца», автор — Рожнатовський Б.М., кандидат історичних наук, доцент, член ревізійної комісії Київського міського обєднання ВУТ «Просвіта» ім. Т.Шевченка нагороджений медаллю «Будівничий України» ВУТ «Просвіта» ім. Т.Шевченка». Ага, бывший преподаватель с кафедры «История КПСС» местного пединститута… Рассматривается сей опус местной Радой как основа для национальной идеи… какая национальность- западэньска, такая и идея- блядска… Автор ещё много опустил!)
Да, а его супруга Тимошенко Юлия, гарна молодка с косой и повной пазухой цицей, записалась в das Milit?risch Feldbordell,где не покладая рук, не закрывая ротика и не смыкая ног усердно трудилась для укрепления Die Ukrainsko-Deutsche Einheit.
Короче, муж да жена- одна…м-да… были при деле…
А тут вдруг — в первом же поручении- такой облом!
Задумавшийся Грицько вдруг увидел, как впереди выбежала из белесой дымки беленькая собачонка…Это хорошо, значит, жильё где-то совсем рядом…
«Цуцик, цуцик, на, на…йди до мэне, ковбасы дам…»
Но собачка как-то презрительно поглядела на Грицько через плечо и побежала себе дальше…
«Ах же ты, москальска сука…»
Грицько сорвал с плеча маузеровский карабин, прицелился…грохнул выстрел…и он явно увидал, как пуля впилась в бок собачки…вошла как в облако…прошла насквозь, взбив снежную пыль с кочки…
Собачка недоумённо оглянулась на выстрел, села на задние лапы, и как-то издевательски стала чесать себя задней правой лапкой за левым висячим ушком…(«А если бы серебряной пулей? — Да хоть из вольфрам — бериллиевого сплава. Чеснок, осина, святая вода…предрассудки это, внучек! Совершенно не научно. Хочешь, перекрещусь?»)
Оторопелый Грицю оглянулся на своих спутников….а где ж воны?
Никого. Только ветер посвистывает над стылым болотом…только под чёрной водой промоины что-то большое бьётся, рвётся наверх…затихло.
Болото сыто рыгнуло.
И тогда Грицю бросил свой немецкий карабин и побежал, хлюпая в сапогах горячей мочой…
У ближней кочки зажёгся жёлтый глаз с чёрным вертикальным зрачком…Болоту было скучно зимой. Болоту — ещё хотелось малость поразвлечься…
Западный берег Буга. Напротив Цитадели.
déjà vu
Именно так. Немецкий фотокорреспондент устанавливает свою 35-мм «Лейку», чтобы заснять панораму изуродованной, обгорелой, страшной даже отсюда Крепости…
Корреспонденту жутко…перед отъездом, в берлинской редакции, ему поведали о судьбе несчастного военного корреспондента «Ди вермахт» Хабеданка, нон-комбатанта, между прочим… Которого злобные большевики просто заживо съели…
(Во-первых, не съели, а всего только загрызли, абсолютно гуманно и почти безболезненно.
Во-вторых, не большевики, а заставская овчарка Найда.
В-третьих, «Ты красный флаг над таможней видел? Какие тебе ещё нужны предупреждающие знаки?» (с)
О-о-о…эти проклятые bolcshewik…
Достаточно уже того, что корреспондент, доехавший за счёт редакции в комфортабельном вагоне второго класса до польского Terspol, был вынужден там же и выйти — потому что в районе вокзала до сих пор из подземных коммуникаций раздавались выстрелы… Уж что-что не применяли: и угарный газ закачивали, и продукцию «ИГ Фарбениндустен» из баллонов пускали, и заваривали крышки люков…Всё равно звучали выстрелы из каких-то ужасающих винтовок- вроде таких же, как у буров, в Трансваале… но это же варварство… Которые оставляли на немецких чистеньких телах огромные, некультурные дырки…
Имена Putinkin и Medwedew вызывали у немцев уважение и леденящий ужас…
Корреспондент выбирает ракурс сьёмки, замеряет экспозицию, устанавливает диафрагму, подбирает выдержку, смотрит в видоискатель…И даже вспышку на том берегу он успел увидеть…
Я же говорю — déjà vu
Восточный берег Буга. Цитадель. Подвалы оборонительной казармы.
Построенная в середине прошлого века, из несокрушимого красного кирпича — она стояла. Сколько могла…Но даже камни — смертны…
И теперь эти камни — свисают сталактитами…там, где прошлась безжалостная струя огнемёта…
Камни покрыты ранами- от осколков, от прямых попаданий…кажется, что камни ещё кричат…плачут…стонут в смертной тоске…
«Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20\VII-41»
«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Приняли первый бой 22VI-1941-3.15
Умрём, но не уйдём!
«26 июня. Нам было трудно, но мы не пали духом. И умираем как герои»
«Нас трое москвичей Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, мы дали клятву, не уйдём отсюда»
«Я остался один. Немцы в церкви, осталась последняя граната, но живым не дамся»
Надписи…надписи…
В сумраке подвала перемещается — именно так…Бредёт…Медленно переставляя ноги…Человек в прожжённой, пробитой, почерневшей пограничной фуражке… в его руке- винтовка со снайперским прицелом…
Человек что-то бормочет…. «Гаврилов…А вот Мохнач…и Клаша рядом…все вы здесь, мои дорогие…один я ещё задержался…»
Внезапно человек насторожился, поднял винтовку…и медленно её опустил…
Хрипло засмеялся…смех сменился надсадным кашлем…
«Ну…здравствуй, Менжинский…я рад, что ты жив…»
Володя: «Ну не то, чтобы жив…но я рад, что жив ты, гражданин начальник»
Лерман: «А-а…да ведь тебя же убили…у Тереспольских ворот?»
Володя, кивая головой: «Убили…и у Тереспольских….и у Бригидских…и у ДНС?5…ну и что…подумаешь, велика важность…убили…Мне ещё рано. Я ещё не все долги раздал. Такие долги — которые не отдать никак нельзя…»
Лерман: «А ты их… продолжаешь…»
Володя, устало: «Чисто символически…»
И показывает символ — заткнутую за пояс ручку от швабры…
Володя: «Ну, я пошёл…ты, начальник, береги себя…и вот чего — иди к Восточному форту — там, говорят, Прапорщик ещё воюет…»
Лерман: «Кныш, что ли?»
Володя: «Да вроде он…или не он? Знаю, что в погонах…ну, прощай…»
И Лерман пожимает его ладонь…холодную, как лёд…
«Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась-
Что нет любви…»
Семятиче. Брестский укрепрайон. Позиции 18 отдельного артиллерийско-пулемётного батальона.
За прошедшие месяцы на берегу Буга выросло по- немецки аккуратное кладбище — на кресты, под рогатыми шлемами образца 1916 года, пошла целая берёзовая рощица…
Чудесное кладбище- ухоженное, чистенькое, с аллейками, все могилки — по рядкам, чинно и благолепно…
А чуть подале- источник, откуда на кладбище поступают новые и новые постояльцы…Дот «Оксана» Брестского УРа…
Расстрелянные в упор амбразуры…кости арматуры в ранах бетонного массива…ДОТ похож на героический крейсер, выдержавший неравный бой с вражеской эскадрой…
И продолжал бы бой- но не бездонны запасы снарядов и патронов…и ДОТ умирает…
На крыше ДОТа — громко-говорящая установка.
«Руссище золдатен! Ви есть храбро сражаться. Немецки официр уважать храбро сражаться! Ви есть убифайт свой командир унд комиссар, и здавайсь в плен. Тогда ви будете возвращайт свой семья и получайт много-много мягки белый булька! А если ви не здавайс, ви есть будете уничтожен…»
В нижнем этаже ДОТа — этот металлический голос прекрасно слышен…
Здесь- трое последних защитников. Старшина Лукашенко, и двое бойцов…
Лукашенко, с лохмами обгорелой кожи на когда-то бритой наголо голове, почерневший, худой, только глаза неистово горят: «Ну, хлопцы, я ведь никого не дАржу…можете идти…»
Боец: «Эх, Батько, да куда же мы…вместе жили, вместе служили, вместе воевали…вместе и помрём…»
Лукашенко: «Ты ведь, Сидоров, русский? А ты, Остапчук, украинец? А я- беларус…Собрались мы тут всей славянской семьёй…Так может, хоть спАём напоследок?»
И они — запели: