«Наша плотность войск на границе была такова, что её можно было проткнуть в любом месте.
Что касается директивы Наркома Обороны о приведении войск в боевую готовность- то она не имела никакого практического значения. Войска в приграничной зоне получили приказ о выдвижении, когда вторжение уже началось.
И здесь нельзя снимать вины с руководства Генерального штаба и Западного военного округа. Как вы знаете, ряд высших военных руководителей понёс соответствующее вине заслуженное наказание.
Если бы войска были приведены в боевую готовность хотя бы на сутки раньше, то события, я уверен, развивались бы иначе. Во всяком случае, противнику пришлось бы иметь дело с организованной обороной. Даже в этих условиях — бои 6 и 11 мехкорпусов под Гродно, действия 28-го стрелкового корпуса под Брестом показали, что немцев можно успешно бить.
Кстати говоря, развитие событий показывает, что советская группировка не находилась в наступательном оперативном расположении, изготовившись для наступления. Войска находились в казармах, занимались повседневной боевой подготовкой и службой войск. Это полностью опровергает немецкий тезис о якобы превентивном ударе Гитлера!
Главное- что срывало нам все оперативные мероприятия- это действия вражеской авиации. С началом войны противник вывел из строя большое количество наших самолётов, нарушил управление и дезорганизовал снабжение войск горючим и боеприпасами. В результате наши войска были вынуждены сражаться в условиях абсолютного превосходства противника.»
Эдвард Стивенс, американское агентство Юнайтед Пресс: «Как сейчас Вы оцениваете стратегическое положение русской армии?»
«В настоящее время фронт стабилизировался по линии Нарва, Чудское и Псковское озеро, Полоцк, Западная Двина, Витебск, Борисов, Могилёв, верховья Днепра, далее — по Днепру до Киева, прочно обороняемому, и до низовий — советская армия удерживает Николаев, хотя работа судостроительных заводов парализована…Детище первой пятилетки- Днепрогэс- взорван…
Продолжается героическая, уже трёхмесячная, оборона Одессы.
На крайнем правом фланге Советско-Германского фронта — позиционные бои на Мурманском и Петрозаводском направлениях, примерно по линии государственной границы 1939 года.
На Балтике- наши войска продолжают удерживать Моонзунд, острова Даго и Эзель, а также полуостров Ханко и острова Финского залива. Как вы, господа, знаете, Таллин эвакуирован, войска армии и части РККФ успешно перевезены прибрежным фарватером в Усть-Лугу.
На Чёрном море- господствует советский военный флот, наши бомбардировщики из Крыма регулярно наносят удары по Констанце и Сулине, не забывая про Плоешти…Кстати, в авиаударах принимают участие базирующиеся в Крыму самолёты КВВС Великобритании.
В целом, положение достаточно серьёзное, но не трагическое. У Советского Союза ещё достаточно сил, чтобы изменить ход и исход войны…»
Джон Кинг, Агентсво Рейтер: «И всё же, господин Маршал…да, элементу внезапности на войне придаётся большое значение. Но — невероятно, чтобы при современных средствах разведки и связи немецкое командование могло совершенно незаметно в мирное время развернуть в нужной ему группировке, непосредственно у ваших границ, такую огромную армию, больше того, безнаказанно вывести части на позиции для атаки…Не было ли демонстративное пренебрежение немецкими приготовлениями частью действия…э-э-э. сил, враждебных советскому правительству?»
«Павлов, командующий Западным Фронтом…бывший командующий…да…сообщил мне, что в штабе его фронта была твёрдая уверенность, что германская армия готовится на нас напасть. Мне многие командиры говорили, что незадолго до войны как-то особенно чувствовалось нечто неладное в поведении немцев. И что поразительно, и на первый взгляд трудно объяснимо, как многие меня уверяли — это очевидность их намерений…»
Кинг: «А Павлов…»
«А Павлов, надо признать, мало или почти ничего не сделал для повышения боеготовности войск. Он не решился взять на себя ответственность, и не мог, как мне кажется, провести границу между тем, что ему говорили — не дразнить немцев, и хотя бы самыми элементарными мерами предосторожности…
При приезде в Минск 23 июня я застал Павлова и его штаб совершенно неподготовленными к руководству войсками в такой сложной обстановке. Поздно вечером 23 июня товарищ Сталин спросил меня по ВЧ, как я смотрю на контрудар группы Болдина, предложенный накануне Павловым, — и я высказал сомнение, обратив внимание на «Белостокский мешок», и внес предложение о немедленном отводе войск. К счастью, руководство ко мне прислушалось…»
Кинг: «А Павлов…»
«А товарищ Павлов, осознавший меру своей вины, сам осудил себя… и не мне его теперь винить…прости его Господь»
Верт: «Господин Маршал, Вы религиозный человек?»
«Какое отношение имеет этот вопрос к теме пресс-конференции?»
Верт: «И всё же?»
«Да. Я верую в Бога. Следующий вопрос?»
Кинг: «О чем может молиться Маршал Советского Союза?»
И Борис Михайлович, всегда носивший на груди ладанку со старинной, 200-летней казачьей иконкой, спокойно и просто сказал: «Господи, Спаси мою Родину и Русский народ!
Ещё вопросы будут? Тогда, господа, по-одному…» (молитва Шапошникова- подлинная, из спецсообщения 3-го Главного Управления НКО, с сопроводительной запиской Мехлиса. С резолюцией красным карандашом: «Если это ему помогает — то пусть молиться и носит что хоч. Кляузников строго наказать. И.Ст.»)
Чётко, в ногу — марширующий строй… в форме Русской Императорской Армии, только без погон… на рукаве- треугольный шеврон, красно-чёрного цвета, углом вниз, с адамовой головой…Знак ударных частей Великой войны!
Не верю! — воскликнет взыскательный читатель…Напрасно. На поистине бездонных складах русского интендантства чего-только отыскать можно…В пятидесятых годах двадцатого века, когда снимали исторический фильм про Шипку и освобождение Болгарии- например, нашли пару тысяч комплектов формы 70-тых годов века девятнадцатого, причём не только русской, а…и турецкой!
А в Гражданскую- вся РККА щеголяла в «богатырках», длиннополых шинелях- пошитых по эскизам Васнецова ещё ДО научного коммунизма… про кожанки комиссарские- форма Бронечастей Русской Армии — я уж не говорю…
Так что уж одеть одну- единственную стрелковую бригаду…было вполне по силам.
И вот теперь добровольцы — крепкие мужики, лет далеко за сорок, прошедшие и Крым и Рим (я знаю- «крым и рым», но эти и Рим тоже прошли..), повоевавшие в Иностранном легионе в проклятых песках Сахары и джунглях Индокитая, в туземных войсках в сельве Парагвая и в добровольческих бригадах в горах Испании…
Они идут. Не спрашивая, куда и зачем. Дело- солдатское…
Только — взмывает над строем белоснежными крылами строевая песня:
Выхватив из колонны седовласого джентльмена самого академического вида — совсем уж за пятьдесят — его мучает вопросами Александр Верт:»