А. К. Лауринчюкас
ГОРСТЬ РИСА
Заметки о Филиппинах
Редакционная коллегия
Л. Б. АЛАЕВ, А. Б. ДАВИДСОН, Н. Б. ЗУБКОВ,
Г. Г. КОТОВСКИЙ, Р. Г. ЛАНДА,
К. В. МАЛАХОВСКИЙ (председатель),
Н. А. СИМОНИЯ
Перевод с литовского
Б. БАЛАШЯВИЧЮСА
Ответственный редактор
и автор предисловия
И. В. ПОДБЕРЕЗСКИЙ
Фото автора
© Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1981
СТРАНА САМПАГИТЫ
Считается, и с полным основанием, что если уроженец Азии, впервые совершающий путешествие в страны Запада, едет через Филиппины, то, попав в эту страну, он уже ощущает себя на Западе. Но точно так же и уроженец Запада, впервые совершающий путешествие в страны Востока, попав на Филиппины, не сомневается, что он уже на Востоке. Такова эта страна: восточная — для уроженцев Запада и западная — д^ля уроженцев Востока. Разумеется, понятия «западный» и «восточный» здесь берутся не в географическом, а в культурном смысле. Сами же филиппинцы воспринимают эти разнородные влияния, по их словам, как море, в которое впадает множество рек.
Наш воображаемый путешественник — будь он уроженец Востока или Запада — довольно легко отличает на Филиппинах «свое» от «чужого». Но исторические судьбы Филиппин сложились так, что обитатели этой страны считают культурное наследие как Запада, так и Востока «своим» и вовсе не намерены поступаться какой-либо частью его в угоду сторонникам «чистой культуры», о чем обоснованно пишет автор настоящей книги.
Эти исторические судьбы не всегда определялись самими филиппинцами. Острова открыл Фернан Магеллан. «Открыл», разумеется, только для европейцев: сами филиппинцы ни в каком открытии не нуждались, а соседние страны (Индия, Китай, государства Индокитая и Индонезия) с незапамятных времен вели торговлю с архипелагом. Заплывали сюда и арабские купцы, принесшие ислам, который пустил столь глубокие корни, что и поныне значительная часть населения юга страны исповедует эту религию.
Магеллан был великим путешественником; он первый обогнул земной шар. Человечество сохранило о нем благодарную память. Чтут его и филиппинцы: на месте гибели Магеллана, на островке Мактан, они установили его монумент. Но Магеллан был и безжалостным конкистадором, присоединившим к испанской короне обширный архипелаг. А потому для филиппинцев он в то же время и первый колонизатор, поработитель, против которого они поднялись вскоре после его высадки на острове Себу. Его убил филиппинский вождь Лапу-Лапу, которого филиппинцы чтут как первого борца против колониального гнета. Ему тоже сооружен памятник — по соседству с памятником Магеллану. В камне увековечены два непримиримых врага, и уже одно это свидетельствует о том, что в отношении филиппинцев к своей истории все далеко не так просто.
К моменту появления на островах конкистадоров филиппинцы жили разрозненными общинами и лишь кое-где на юге уже сложились государственные образования — мусульманские султанаты. Разобщенность облегчила завоевание; используя вечный принцип «разделяй и властвуй», испанцы натравливали одни племена на другие и относительно быстро покорили страну. Поэтому часто можно встретить неверное утверждение о том, будто Испания объединила филиппинцев, создала единую филиппинскую нацию. Никакого единства филиппинцев Испания не создала и не намерена была создать. Оно сложилось не по воле испанцев, а вопреки ей, в борьбе против колонизаторов, в ходе которой выработалось национальное самосознание. На протяжении всего периода испанского господства филиппинцы не прекращали борьбы против захватчиков, которая с годами набирала силу и в конце XIX в. завершилась победоносной антииспанской национально-освободительной революцией.
Но не филиппинцам достались плоды победы. Капитализм вступил в свою последнюю стадию — империализм, когда началась борьба за передел мира между капиталистическими державами. В 1898 г. вспыхнула испано-американская война — по определению В. И. Ленина, первая империалистическая война за передел мира. Новый капиталистический хищник — США — захватил архипелаг после продолжительной филиппино-американской войны и установил свое господство, длившееся почти полвека. В 1946 г. Филиппины получили независимость, но США связали молодое государство соглашениями, обеспечившими бывшей метрополии политический, экономический и военный диктат. Борьба с ним не завершена и по сей день, хотя Филиппины уже многое сделали для достижения подлинной независимости.
Такова вкратце история этой страны. Как горько шутят сами филиппинцы, четыреста лет они жили в испанском монастыре, а потом полвека — в Голливуде. И это наложило глубокий отпечаток на их самосознание.
Главное наследие «испанского монастыря» — католицизм. Филиппины— единственная страна в Азии, где господствующей религией является христианство (84 % населения — католики). Не найдя на архипелаге золота и пряностей, испанцы все свои силы направили на христианизацию страны. В этом они преуспели довольно быстро, ибо анимистические религиозные представления жителей островов не могли противостоять развитой христианской доктрине, насаждение которой подкреплялось мушкетами и аркебузами. Обращением занимались монахи разных орденов. Монах стал главным представителем колонизаторов на архипелаге, а ордены превратились в феодальных эксплуататоров, владевших значительной частью земель. Не случайно Филиппины считались не просто колонией, а своеобразным «теократическим образованием». Борьба против колониального гнета неизбежно выливалась в борьбу против монашеского засилья. В ней участвовали лучшие люди Филиппин, в том числе национальный герой страны Хосе Рисаль, казненный испанскими колонизаторами в самом начале революции. Читатель не раз встретит его имя на страницах этой книги.
На первый взгляд победа католицизма на Филиппинах не вызывает сомнений. По всей стране рассеяны церкви, всегда полные верующих, над архипелагом не смолкает звон колоколов. Но здесь не следует обольщаться. Прежние, дохристианские верования не умерли, они причудливо переплелись с христианскими (построив хижину, филиппинский крестьянин, как в языческие времена, кропит ее, например, кровью жертвенной курицы, а потом зовет католического священника, который кропит ее святой водой), образовав так называемый «филиппинский народный католицизм». Причем его отличия от ортодоксального католицизма столь велики, что некоторые теологи отказываются считать его формой католицизма и говорят даже, будто на Филиппинах господствует внешне христианизированное язычество.
Но Испания той эпохи — это не только отсталая монархия, реакционное духовенство и тупое колониальное чиновничество. Богатейшая испанская народная культура — эпос, музыка, литература, хореография — тоже проникла на Филиппины и существенно обогатила их культуру. Сейчас филиппинские крестьяне слушают и рассказывают сказки о ленивом Суване (Суван — филиппипизированная форма испанского имени Хуан), поют песни, похожие на те, что можно услышать в далекой Андалузии, и по праздникам танцуют фанданго. Эта часть испанского наследия прочно вошла в народную традицию Филиппин. Находятся, правда, люди, которые требуют отказа от «всего западного», но они не встречают поддержки. Крестьянин просто не понимает, почему нельзя петь фламенко — ведь его деды и прадеды пели их; почему нельзя плясать хабанеру; почему не следует рассказывать легенды о Сиде-воителе — ведь все это он получил в наследство от своих предков и считает эту часть культурного наследия своим.
Во всем — в массивных церквах барочного стиля, в планировке городов и, что самое важное, в духовном облике — сказывается влияние Испании. Однако нетрудно обнаружить здесь и следы полувекового американского господства. Американский вариант английского языка до сих пор служит средством общения, современная филиппинская литература складывалась под влиянием американской, даже манера общения (особенно в городах) — похлопывание по спине, громкие шутки — и та заставляет вспомнить об Америке. Но в целом американское влияние не сравнить с испанским — это последнее через религию проникало в самую «душу народа». Совокупность всех этих факторов и заставляет соседей Филиппин смотреть на эту страну как «на не совсем восточную».