Капитан Полесьев снова удивил Рональда подчеркнутым дружелюбием, даже прямой заботливостью о судьбе командира группы. Приняв рапорт своего помначштаба о готовности группы к выходу в поле, он велел построить всю пятерку в уставном порядке, подошел к строю и сказал во всеуслышанье:
— Сам ты, Вальдек, на мины не лезь! Это дело не твое — известно, что сапер ошибается всего один раз! Ты мне обеспечь точность в нанесении минных полей! Нам по этим картам — воевать! А вы, товарищи, берегите такого командира! Пока он цел —и вы не пропадете!
Чего только не насмотрелась Ронина группа за свою двухсуточную экспедицию!
Села и деревни почти пустовали. Население либо эвакуировалось в глубокий тыл, либо перебралось на жительство в леса. Кое-что Рональду прояснила одна вечерняя беседа у костра: старшина Александров встретил в глубине Таицкой лесной дачи пожилого советского колхозника из местных финнов. Этот человек предупредил «граждан военных», что леса вокруг сильно минированы. Такое предостережение свидетельствовало о лояльности незнакомца. Александров привел его к солдатскому костру и пригласил к ужину. Колхозник-финн сказал, что жители семи сельсоветов объединились в один «табор» и надеются переждать в лесах, пока военные действия отдалятся. Из его прозрачных недомолвок Рональд понял, что здешние нерусские жители боятся насильственного переселения в Сибирь или в другие отдаленные районы России (эти опасения вполне оправдались) и предпочитают лесной быт в родном краю!
Тот же собеседник дал понять, что перешедшие в леса деревенские подростки (насчет взрослых мужчин он осмотрительно отмалчивался) уже научились разбираться в минной технике. Эти ребята, в большинстве — юноши-финны, умеют, мол, обезвреживать все виды наших и немецких мин, а коли надо, и настораживать их заново. Этим искусством они широко пользуются, ограждая подступы к собственному временному жилью, если того требуют обстоятельства.
— И эт-то фы мошете имет ф фиту, — сказал гость, прощаясь. На следующий день группа Рональда работала далеко впереди полкового участка. На широком болотистом лугу заметили корову с черно-белым телком. Борисов уж кинулся было за такой добычей к солдатскому котлу, но саперы удержали: по всей вероятности приманка!
Действительно, мокрый луг был буквально усеян осколочными, противопехотными минами. Животные обрадовались людям, корова замычала и стала дергать длинную привязь, теленок скачками понесся к разведчикам. Они замерли в напряжении... Бычок не сделал и сотни прыжков... Под копытцами вздыбилась почва, грохнул взрыв, сине-желтый дымок разнесло ветром, и осталось на месте неподвижное черно-белое пятно. А привязанная корова ревела все отчаяннее вслед уходящим.
Кончился этот трудный рабочий день весьма необычно. На брошенном хуторе встретилась им дряхлая старуха. Все стены в ее домике были увешаны пучками трав. Была эта бабка либо ворожеей, либо повитухой, и по некоторым приметам разведчики поняли, что клиентки и поныне посещают эту избушку. Догадку подтвердила сама бабушка: мол, невдалеке отсюда ленинградцы-горожане копают противотанковый ров. Работа идет в три смены, а трудятся там почти одни девчата-студентки, несколько сотен. Большинство живет в здании русской церкви и рядом, в домах.
Разведчики разложили карту, нашли подходящую по описанию местность и населенный пункт с церковью. До него — километров пять! Вероятно, входит он в полосу предполья чужой дивизии... Не мешает все же проведать!
Эх, можно ли положиться на этих ребят? Не продадут ли начальству? И в случае осложнений, как выкручиваться? Заблудились? При наличии карт и двух топографов в группе — явная ложь. Может быть, услышали от встречных тревожные вести и пошли, мол, проверить?
— Ну, добре! Была — не была! Сходим, проведаем!
В результате этого похода Рональд впервые после отъезда из дому ночевал не в одиночестве.
Сперва все, и гости, и хозяйки, сидели у церкви, на штабели досок. Цветник вокруг пятерки военных был пестрым и многообразным, глаза разбегались! Потом, уже в темноте, все разошлись, и как-то сами собою получились пять пар, по загадочному мановению перста судьбы.
Ронина спутница — замужняя, полненькая, смущенная. Как-то совсем неожиданно очутились они вдвоем среди чужого, совсем недавно покинутого, еще не вовсе охладелого уюта. Он назвался Романом, она — Тоней. Обоим было трудно побороть стыдливость и признаться, что это — первая за войну супружеская неверность...
...Она была сдержанно-ласкова, и все точные ощущения казались какими-то домашними, семейными. Именно эта домашность, отсутствие грубой жадности и «пиратного» романтизма склоняли Тоню в пользу партнера. Сама она, складненькая, ловкая, нравилась ему час от часу все больше. О таких мужчины-крестьяне говорят, что, мол, все при ней. Поначалу, с непривычки ему показалось, что этого «всего» могло бы быть чуточку поменьше, но дальше он преисполнился благодарности судьбе за столь неожиданный и отнюдь не излишне щедрый дар!