12 июля 1917
Новый председатель земельного комитета по фамилии Земской — учитель, который никогда в жизни не был в деревне. Демагог, трус, хамелеон, вдобавок пьяница и эпилептик. Подобный выбор чрезвычайно опасен для уезда. Как же добиться его отставки? Мама пишет, что было бы разумнее всем нам уехать на несколько месяцев в имение родителей Ксении, в Крым. Но ведь, помимо многочисленных обязанностей в нескольких комитетах, мне приходится думать о будущем урожае, о потравах лугов, вырубке леса, голодной скотине, рысаках и коллекционных французских винах, которые мне никак не удается продать. Натали отказывается ехать без меня. Она, похоже, потеряла интерес к остаткам своего розария и почти все время проводит за фортепьяно. Вчера, впервые за несколько недель, мне удалось подыграть ей на скрипке. Музыка — наш отдых и утешение.
16 июля 1917
Сегодня ночью один из солдат, охранявших казенный спирт, проник в помещение через слуховое окно: хотел разжиться выпивкой. Час был поздний, стояла непроглядная тьма, и этот дурень не нашел ничего лучше, как чиркнуть спичкой. Цистерна взорвалась, и вспыхнул пожар. Солдата разнесло в клочья. Остальные часовые выбежали во двор и, решив, что на них напали, принялись палить во все стороны. Крестьяне и слуги, проснувшись от грохота, разбежались кто куда, боясь новых взрывов. Самые смелые остались тушить пожар и попали под огонь потерявших голову часовых. Я еле разобрался, что происходит и кто в кого стреляет, затем с большим трудом собрал разбежавшийся народ. Незадолго до рассвета с огнем удалось совладать. Результат: один человек погиб, несколько легко ранены, две постройки сгорели дотла, а мои газоны и клумбы совершенно вытоптаны. Я потребовал официального расследования.
17 июля 1917
Осматривал стада с новым управляющим. На обратном пути пришлось выгонять крестьянских лошадей с моих посевов кормовых трав. Мне сообщили, что Украина отделяется и провозглашает независимость.
20 июля 1917
Визит комиссара в главное управление конных заводов отложен на две недели. Садовники снова работают. Я приказал выкопать карликовые буксы, вытоптанные толпой, и посадить новые: они неприхотливы и хорошо укореняются. На клумбах вокруг дома заново посажены цветы.
22 июля 1917
Французские друзья прислали Натали подарок: четыре пары холщовых туфелек на веревочной подошве, разных цветов. Посылка, отправленная из Биаррица в декабре 1916-го, шла до нас восемь месяцев. Не так уж долго, принимая во внимание состояние почты, транспорта, короче говоря — России. Натали не помнит себя от радости и всем говорит, что случилось чудо.
Наталия сидела за роялем, разбирая партитуры, и даже не подняла головы, когда в гостиную вошел новый управляющий. Она не слышала, что он сказал Адичке. Но невольно поразилась, когда муж с яростью отшвырнул лежавшие перед ним папки, быстрыми шагами вышел и побежал куда-то по центральной аллее парка. Она кинулась к окну, позвала его. Тщетно. Адичка не слышал ее или не хотел слышать. Но прежде чем он скрылся за большим дубом, Наталия успела заметить, как в его правой руке блеснул револьвер. Не раздумывая, она побежала следом.
Позже она удивилась, что никого не встретила по дороге. Между тем был час, когда крестьяне и батраки возвращались домой. В последние дни немного моросило. После мелкого летнего дождика воздух стал свежее, ожили растения. Луга казались зеленее, а песок под деревьями был еще мокрым. Наталия прыгала через лужи, чтобы не намочить холщовые туфельки, которые только вчера обновила. Трижды она окликала Адичку.
Прогремевший выстрел указал ей, куда идти. Как раз в противоположную сторону от теннисного корта, куда она было направилась. Наталия развернулась и побежала напрямик, забыв о лужах, мокром песке и драгоценных французских туфельках. Она добежала до конца аллеи и увидела загон для ланей и Адичку, спиной к ней, опустившегося на одно колено. В руке у него еще дымился револьвер. У ног лежала окровавленная лань. Наталия завизжала от страха.
— Не подходи… Уйди…
Адичка обернулся. Взгляд его выражал отвращение, гнев и жалость одновременно. Он наклонился вперед, словно желая заслонить от нее мертвую лань. Метра три, не больше, отделяли его от Наталии. Она застыла, как громом пораженная, глядя на развалины загона.
Под сенью деревьев в розовом предвечернем свете Наталия отчетливо увидела семь мертвых ланей. Одним просто перерезали горло, других страшно изувечили. Повсюду была разбрызгана кровь, вся трава вокруг стала бурой. От домика, построенного прошлой зимой, ничего не осталось.
— Кто-то убил их с неслыханной жестокостью, — сказал Адичка. — Всех до одной. Можешь пересчитать. Восьмая была еще жива, но ей сломали позвоночник. Пришлось ее пристрелить.
Слезы потекли по исхудавшему лицу Адички, рука его гладила еще не остывшую мордочку лани с открытыми черными глазами, влажными и ласковыми.
— У этой должны были скоро родиться маленькие…
Но Наталия уже не слышала его. Она бежала, не разбирая дороги, не замечая хлеставших по лицу веток и царапавших колючек. Дважды она спотыкалась о корни и падала ничком у края дорожки. Поднималась и бежала еще быстрей. Впереди была река, река с быстрым течением, которая унесет ее далеко-далеко; там было забвение, которого она желала больше всего на свете. И когда она наконец добежала до реки, то увидела в ней ответ на свое отчаяние. Сейчас она прыгнет — и не будет ничего, ни крови на траве, ни зарезанных ланей, ни смертоносного безумия, овладевшего миром, жить в котором она больше не хотела.
Несколько часов спустя Наталия, которую все еще трясло от страха и холода, несмотря на жаркий огонь в камине, несколько одеял и неустанные заботы Паши, смогла наконец ответить на расспросы перепуганного мужа. «Наверно, я хотела умереть», — сказала она. И, увидев, в какой ужас повергло ее признание Пашу, да и Адичку тоже, прибавила: «Мне не хватило веры в жизнь. Простите меня».
25 июля 1917
Еще одно заседание совета солдатских депутатов, аграрного и продовольственного комитетов по вопросу усиления военной охраны в Байгоре. Зверское убийство ланей почти никого не возмутило, только немецкие военнопленные, которые работают у меня в конюшнях, искренне негодовали. Все теперь думают лишь о собственное шкуре или о деньгах. Каждый сам за себя. Натали играет на фортепьяно до изнеможения. Она отдается музыке со страстью, близкой к фанатизму.
26 июля 1917
Воринка. Конфликт с Земским, председателем земельного комитета.
27 июля 1917
Вчера родились два жеребенка. Натали отвлеклась от фортепьяно и проводит много времени в конюшне. Она учится ухаживать за малышами. Умерла после затяжной пневмонии тетя Козетты.
28 июля 1917
Воринка. Галич. Первое заседание союза землевладельцев. Восемьдесят человек. Все прошло прекрасно. Расследование дела об убийстве ланей не движется с места. Натали подозревает этого парня, Алексея, и его дружков. Но доказательств никаких.
1 августа 1917
Байгора. Дождь льет всю ночь и весь день. Повсюду грязь по колено. Мы не выходили из дому. Читали, немного музицировали. Натали становится превосходной пианисткой; рядом с ней я чувствую себя дилетантом. Я люблю манеру ее игры, ее силу и врожденное чувство ритма.
3 августа 1917
От дождя развезло все дороги. Приводить их в порядок некому. Тем не менее мы с Натали поехали завтракать к Козетте и Николаю. Они никак не могут решить, где похоронить тетю: опасаются нападений крестьян. Возмущенное послание от Миши в ответ на мое письмо, в котором я сообщил ему о рождении двух жеребят. Он не может простить, что с ним не посоветовались, выбирая имена: он ведь в семье главный специалист по лошадям. Придется напомнить ему, что это и наши жеребята, а не только его.