Я сгорала от желания снова ее увидеть.
Словно мы расстались вчера. Стерев одним движением долгие годы страданий, отныне я принадлежала лишь своему вновь обретенному счастью.
И, открывая дверь в квартиру, я все еще плакала от радости.
10
София
Сколько раз мне казалось, что дочь где-то поблизости? Сотни раз, больше? Особенно в первые месяцы, в первые годы после похищения. Стоило мне заметить маленькую девочку со светлыми волосами, как я уже не сомневалась, что это она – моя Гортензия. Происходило это постоянно и где угодно – на улице, в метро или магазине. Безумие надежды завладевало мной, и больше я себе не принадлежала, видя только этого ребенка, напоминавшего ту, которую у меня отняли.
Я не могла сопротивляться и бросалась вдогонку. Сколько раз я приближалась в моей неутолимой надежде к чужим детям, почти касаясь их, безразличная к тем, кто был с ними рядом и смотрел на меня с подозрением и готовностью немедленно вмешаться? Несколько секунд я не отрывала от них взгляда, прежде чем убедиться в ошибке. Разочарование было настолько сокрушительным, что я и не помышляла об извинениях. Отвернувшись и почти всегда плача, я убегала, не раз услышав в спину: «Сумасшедшая!» Но разве могло это меня задеть? Я была безутешна.
В то время я исходила Париж вдоль и поперек, оттягивая момент возвращения домой и надеясь случайно встретиться с ней или хотя бы с моим палачом.
Как-то октябрьским субботним днем, ближе к вечеру, когда я выходила из «Галери Лафайет»[11], я действительно поверила, что нашла свою дочь. Я придержала дверь, чтобы пропустить вперед арабку лет пятидесяти. Белая чадра наполовину скрывала тонкое лицо женщины, которая пробиралась с трудом, обремененная множеством пакетов да еще громоздкой прогулочной коляской. Когда женщина со мной поравнялась, я невольно опустила глаза и взглянула на коляску. В ней сидела девочка, одетая в прелестное голубое пальтишко. Я готова дать руку на отсечение, что моя Гортензия была как раз такого возраста. Льняные локоны, голубые глаза, милая улыбка – это была она!
На этот раз, лишенная сомнений, я заставила себя сдержаться, чтобы не перейти к действию незамедлительно. Не так уж это было бы трудно – оттолкнуть женщину, схватить дочь и броситься со всех ног прочь, унося ее в объятиях. Но вокруг было полно людей, меня быстро бы догнали, Гортензия могла испугаться, а я не собиралась пугать дочь в момент нашего воссоединения. Я просто двинулась вслед за ними в сутолоке улицы Лафайет, несколько раз обгоняла их и оборачивалась, чтобы полюбоваться личиком дочери и убедиться, что это не сон.
Женщина свернула на улицу Рише, потом остановилась на улице Каде перед новым зданием со стеклянными дверями. Я вошла вслед за арабкой в холл, придержав за ней дверь, и сделала вид, что ищу нужное имя в интерфоне. Краешком глаза, не переставая наблюдать за ней, я увидела, как она, достав малышку из коляски, взяла ее на руки. Потом женщина вошла в лифт, прежде разместив там свои пакеты. Едва дверь лифта закрылась, я сразу к нему приблизилась и проследила, на каком этаже он остановится. Как только лифт остановился, я бросилась к служебной лестнице и взбежала на шестой этаж. Я сразу же определила квартиру – это была вторая справа, я до сих пор это помню – по шуму и голосам, раздававшимся за дверью. Звонкий голос принадлежал, как я решила, молодой женщине, которая радостно поприветствовала ребенка. Я услышала, как она поцеловала девочку и с беспокойством спросила, не замерзла ли она. Тоненькие переливы голоска Гортензии были точь-в-точь такими, как раньше, когда мы вместе играли.
Последние сомнения исчезли. Я позвонила.
Дверь мне открыла молодая блондинка с девочкой на руках. От возбуждения щечки Гортензии покрывал нежный румянец. На лице женщины отразилось удивление, как только она меня увидела, затем она любезно улыбнулась, отчего моей уверенности поубавилось. Не давая ей времени что-либо сказать, я произнесла твердым голосом:
– Вы вернете мне Гортензию!
– Гортензию?
Она была скорее удивлена, чем напугана этим чудовищным заявлением. Арабка встала позади блондинки в воинственную позу, и я увидела, как она схватила со столика бронзовую статуэтку. Тогда я, повернувшись к ней, сказала:
– Вмешиваться не в твоих интересах. – И продолжала настаивать: – Вы немедленно вернете мне дочь, или я вызову полицию!