Поручик рванулся вперед. Согласно приказу он должен был расстрелять Кривиралчева. И что же? Его можно убить, но нельзя сломить...
...На третий день после ареста Ваньо бросили в большой школьный класс. Длинный стол, стул, чернила, двадцать белых листов. «Пиши все — от начала до конца!» — подтолкнул его к стулу агент и вышел. Прямо перед Ванью стояли его товарищи, все юные, некоторые даже моложе его. Иван Кривиралчев понял: их хотят сломить, показав его избитого. Им приказали стоять лицом к стене, но то один, то другой из них украдкой оборачивался, и Маленький Патриот хмурил брови: «Я ничего не сказал, держитесь и вы!» Полицейский не мог уловить этого разговора и только повторял: «Пиши, парень, агент сейчас вернется!» И агент пришел. «Никого не знаю. Ни с кем не встречался...» — громко прочитал агент и озверел, осознав, что эти слова услышали все. Иван втянул голову в воротник тулупа. Агент начал бить его, нанося удары сверху, обоими кулаками: «Последний раз говорю тебе, пиши! Пиши, иначе я тебе голову проломлю. Все эти листы испишешь!
И Ваньо исписал их. Его товарищи, удивленные, опечаленные, смотрели, как быстро он пишет. Спустя час агент появился опять. Он улыбался уже в дверях: «Я знаю, против меня никто не устоит!» Довольный, схватил он стопку листов и тут же швырнул их в голову Ваньо. Маленький Патриот заполнил листы все теми же словами: «Никого не знаю. Ни с кем не встречался...» Агент потащил его за собой, но Ваньо успел улыбнуться товарищам, как бы говоря: «Не бойтесь, ничего они не могут с нами сделать!» Потом палачи включили на всю громкость радио, чтобы крики истязуемого Ваньо не были слышны...
Так повторялось несколько дней, Ваньо только улыбался товарищам, хотя от побоев у него сильно затекли глаза. И каждый раз товарищи встречали его с удивлением, признательностью и... страхом. Сколько он сможет так держаться? А если Ваньо проговорится, то запылают Копривштица, Стрелча, Клисура, Красново — целый район! Ведь он знает всех учеников-ремсистов...
Даже взрослые удивлялись, как паренек может справляться с таким количеством дел, и так справляться. Он обладал живым умом, был отличным учеником своего старшего брата — коммуниста, и все-таки... Никто не знал до конца, что пережил этот паренек. Ваньо всем сердцем любил своего отца Танко и гордился им. Когда отца бросили в тюрьму, мальчик расхворался. Что у него за болезнь, определить никто не мог. Знал это только он сам. Ненависть к фашистам заставила его рано стать на путь борьбы, которую вели товарищи его отца.
Ваньо начал участвовать в революционном движении с четырнадцати лет. В пятнадцать был в числе главных партизанских помощников в Копривштице. Теперь его, шестнадцатилетнего, как самого опасного преступника, вели каратели. Враги даже не подозревали, насколько он опасен... Он сделал очень много: собирал и отправлял передачи для политзаключенных под видом передач для своего брата, записывал по радио советские сводки, привлекал к работе новых ремсистов, стал одним из руководителей ремсистской организации гимназии. Целыми ночами он пропадал на ученических квартирах, в лесах и горах, собирал оружие. В Стрелче (не всякому взрослому было бы по плечу это нелегкое дело!) он купил печку для партизан и доставил ее в лагерь. А сколько продуктов привозил он на своем осле? Зарабатывая себе на жизнь сапожным ремеслом, он шил обувь, которая как нельзя лучше подходила для партизанских троп. А каким разведчиком он был! Такого хотел бы иметь каждый отряд!..
Невысокий, слегка сутулящийся, черноволосый. Взрослым его в первую очередь делали глаза — черные, большие, сосредоточенные, под густыми сросшимися бровями. Курносый нос его был совсем детским, но красиво очерченные губы — мужественными. На смуглых щеках быстро появлялся румянец, особенно когда он волновался. По-детски любил он свой красный свитер с высоким воротником, любил и за то, что он был красным.
Тихоня, он говорил немного, предпочитая слушать товарищей, и хитрым, но дружелюбным взглядом оценивал все. Был молчаливым, но открытым. Никогда не спешил, но ходил быстро, и любая работа у него спорилась. Удивление вызывала не его смелость (в молодые годы она легко объяснима), а сильный, уже сформировавшийся характер, чувство уверенности, которое он внушал и взрослым. Его зрелость проявлялась в добродушии, учтивости по отношению к людям, в умении стать выше мелочей. Ведь только тот, кто знал, какой ненавистью кипит он к легионерам, мог понять, скольких усилий ему стоило сдерживать себя. Но он заставлял себя — надо. И необходимо было иметь большой опыт: незаметно, в нужное время совал он деньги своему товарищу («Будешь покупать в разных магазинах, понемножку...»), по делам встречался со многими и каждому говорил, как клятву: «Знаем только мы двое, никому ни слова...»