Агенты не прекращали обыска. Что они могли найти в этой пустой комнате? И разве в первый раз ищут? А агент опять за свое:
— Тело твое сгниет, глаза вытекут... Запустят электрическую машину — кости переломают...
Что может она решить? Нет, и в самом деле нужно решиться! Как страшно! Но разве может она выдать своих товарищей, товарищей Михаила?..
— У нас нет времени, говори! Имей в виду: если мы тебя заберем, домой ты не вернешься...
Это верно, это совершенно верно. Здесь ничего она им не скажет. А там? Агент толкнул Димитру:
— Ну, пошли!
— Куда я пойду? Как оставлю детей?
Полицейских ищеек это мало интересовало.
— Если будешь сопротивляться, потащим силой.
Димитра обулась, сняла с вешалки пальто.
— Взгляну на них... — В ее голосе не было просьбы. Она даже махнула рукой, чтобы не мешали ей.
— Хорошо! — важно ответил агент. Он все еще верил, что судьба детей может сделать Димитру покладистой.
Она подняла лампу, чтобы взглянуть на лица детей. Они спали, прижавшись друг к другу: семилетний мальчуган и девчушка, ей два года, тепленькие, маленькие. Димитра задержала дыхание, чтобы не разбудить их. В этом робком свете она была прекрасна, как никогда. Мужественное лицо, губы будто высечены, но вся она излучала женскую теплоту и материнскую нежность. В светлых глазах застыли слезы.
Агент торопил — пошли! Мучительнее всего для Димитры было то, что она не могла обнять детей, не хотелось ей будить их. Ведь она уже знала, что больше их не увидит...
Тихо прикрыла дверь. Повесила лампу на стену, оглядела кухню, прикрутила фитиль. Пошла так, будто и не было здесь полицейских, будто отправлялась по какому-то очень важному делу, от которого зависела судьба ее детей, товарищей Михаила, ее судьба, женщины и ятачки. Агент чувствовал, что эта сильная женщина готова на все ради своих детей, и преисполнился надеждой — бывало и так. Он невольно отстранился, пропуская ее вперед. Стражник осторожно прикрыл дверь за офицером.
Димитра Антова медленно спустилась по лестнице, держалась прямо. Все произошло очень быстро, и каратели не смогли ее удержать. Она тщательно продумала все и очень точно нанесла удар ножом. Закачалась, оперлась коленями и руками о снег и мягко упала.
Агент склонился над ней, закричал, чтоб нашли повозку, но тут же понял, что Димитра Антова ушла от него.
В тот день — 18 марта 1944 года — мир отмечал годовщину Парижской коммуны.
Погибали не только ятаки, но и партизаны...
В начале декабря от отряда имени Бойчо Огнянова отделилась небольшая чета, носившая имя воеводы Филипа Тотю. Она была мобильной, боевой, участвовала в вихревом нападении на Горну Малину и в других операциях.
В конце февраля в Байлове свирепствовала полицейская чума. Узнав, что его жене грозит опасность, командир четы Станко однажды ночью привел чету в село и забрал жену с собой. Но снова предательство. Никто другой, как родной отец жены, наводит полицию на след...
Утром 29 февраля начался бой, исход которого, казалось, был предрешен количеством нападающих, но партизаны все-таки вышли из него победителями. Большинству удается прорвать кольцо окружения. Полиция схватила жену Станко, совершенно безоружную. Почему ее не защитил муж? Он погиб первым. Парень из Байлова, спокойный и страстный, тихий и храбрый Станко. Погиб Маке, сын рабочего из Горна Джумаи, веселый и смелый человек. Погиб Янко, студент из Долни Богрова (это он привел меня в отряд). Погибло только трое — командир, заместитель командира и политкомиссар...
В сентябре 1875 года из Червеной Воды ушли семнадцать человек. Они несколько ночей ищут восставшие села в Горнооряховском крае, но встречают лишь молчание и предательство. Турки изрубили на куски одного из четников, а других истязали по-азиатски, но те молчали, верные клятве. Но прав Никола Обретенов: «Червеноводская чета, хотя и не сделала ничего, но подняла дух народа. Она показала, что даже не подготовленными и без оружия можно бороться за свою свободу».
В «Исповеди македонского четника» Альберт Сониксен рассказал об уничтожении четы Георгия Сугарева: «Чета вошла в одно село, но была предана, захвачена врасплох и окружена солдатами. Начался бой — ни одному из двадцати пяти не удалось бежать». Больше всего меня поразили следующие слова Сониксена: «Несчастье Георгия Сугарева не было чем-то особенным. Такие истории случаются часто». Речь идет не только о фактической стороне. Здесь постоянно сталкиваешься с какой-то философией обреченности, стремлением воздействовать на читателя путем того потрясающего впечатления, которое производит гибель борцов. Такое бывало и во время других восстаний. Гибель героев не только приносила им славу, но и звала живых на борьбу против тирании.