Мак-Грегор поднял автомат и, забыв, что при стрельбе из него надо занижать прицел, навел туда, куда и метил, — на передние колеса. Нажал спусковой крючок. Стремительная очередь, толчки отдачи — от неожиданности палец Мак-Грегора застыл на нажатом крючке. Но ствол повело вверх, и пули хлестнули не по шинам, а по ветровому стеклу. Мак-Грегор увидел, как водитель и сидевший рядом солдат отвалились назад на сиденье, точно ударом опрокинутые. Турецкий джип врезался в приподнятую каменную бровку и слетел с дороги.
— Влепил ты им? Влепил? — кричал Затко, кося назад глазом.
— Я в водителя попал, — ответил Мак-Грегор.
— Вот за это люблю! — одобрил Затко со смехом. Уже они перевалили через гребень и стали углубляться в просторную, сулившую укрытие долину, а Затко все повторял свое зычное «Люблю».
Он гнал машину без роздыха, пока опасность не осталась позади за чертой границы, и когда к полудню они достигли селения Каста, Затко клятвенно заверил, что поспели вовремя. Поставив джип поперек грунтовой дороги, зигзагами уходящей вверх по теснине, они стали ждать появления снизу машин.
— Не тревожься. Увидишь Кэти живую и здоровую, — сказал Затко.
Мак-Грегор промолчал, и Затко понял, что не одно это гнетет его.
— Не повезло нам. Не по плану вышло, хабиби. Вина тут не твоя...
— Глупо вышло, — сказал Мак-Грегор.
— Ты же воевал, — сказал ободряюще Затко. — Был награжден английскими орденами, крестами боевыми. Зачем расстраиваться из-за одного-двух турок?
— Затем, что я теперь не воюю, — сердито возразил Мак-Грегор. — Нельзя было кровь проливать.
— Вина лежит на мне, — сказал Затко. — Но лучше нам сейчас подумать об ильхане и об его сынке. Знаешь, почему мы прозвали Дубаса Куклой? Потому что в нем нет ни совести, ни страха, все равно как в англичанине.
Затко привстал. Внизу на дороге показался мини-автобус марки «фольксваген», и Затко включил двигатель джипа, держа его на холостых оборотах.
— Пусть они повыскакивают из машины первые, — сказал он. — А ты не выходи из джипа, что бы ни началось.
Автомат лежал у Затко наготове на коленях. Забрызганный грязью «фольксваген» стал взревывая подниматься в гору. Водитель сердито засигналил. Машина Затко стояла, перегородив дорогу, а Затко сидел за рулем и ругался в ответ во все горло. Маленький «фольксваген» остановился в полушаге от джипа, из автобуса с винтовками в руках выскочили четверо курдов в расшитых куртках и широких шароварах. Вглядевшись, они со смехом воскликнули:
— Да это же Затко! Он самый!
— Где ханум? — сурово спросил Затко.
— Да где ей у нас быть,. — отвечали они. — В заднице, что ли?
Выйдя из машины, Мак-Грегор заглянул в «фольксваген». Кэти там не было. Но ярдах в пятидесяти ниже по дороге остановился американской марки лимузин, весь покрытый грязью; из передней дверцы кто-то вышел и, обходя лужи, направился к затору. Это был молоденький красивый курд, одетый богато и красочно — «по-европейски», как любят наряжаться повидавшие свет курдские богачи. Он был в щегольских сапожках, в гусарской куртке на мерлушке, в белой «байроновской» рубашке с открытым воротом. Он шагал развинченно, с ивовым хлыстиком в руке.
— Это Дубас, — сказал Затко.
Дубас не скрыл удивления при виде Затко.
— Ну, Затко! Ну, павлиний хвост, — с усмешкой сказал он. — Что ты тут делаешь в своем джипе — на въезде в наши владения?
— Где ханум, Дубас? — ответил вопросом Затко.
— Ханум цела и невредима, — сказал Дубас, взглядывая на Мак-Грегора, но как бы не видя его.
— Где она? — спросил Мак-Грегор.
— Вы — муж ее? — осведомился Дубас на чистом французском языке.
— Где она? — повторил Мак-Грегор.
— Не надо паники, — сказал Дубас. — Прошу к моей машине. Я угощу вас коньяком. У вас совершенно больной вид.
Мак-Грегор знал и сам, что он грязен, небрит, изнурен, опален, запачкан ружейной смазкой. И болен.
— Лучше будет, если вы скажете, где моя жена, — произнес он, приготовляясь к столкновению, хоть и не зная еще, какую форму оно примет.
— Разумеется. Но я надеюсь, вы не слишком прислушивались ко всему, что Затко мог наговорить вам на меня и на мой род, — с добродушным видом сказал Дубас. — Затко склонен к преувеличениям. У Затко курдский язычок, все на свете чернящий.
В былые годы, знал Мак-Грегор, Затко всадил бы в Дубаса пулю за такие слова, но Затко нынешний, в ковровых шлепанцах, ограничился тем, что обругал его «форфар бармиш» — это звучит по-курдски в достаточной мере принижающе и оскорбительно.
Дубас посмеялся своими темными, пристальными, безбоязненными глазами, не сводя их с Мак-Грегора.