Франция была охвачена всеобщей забастовкой. Мак-Грегора встречала вздыбившаяся страна. По словам английской прессы, все в ней полностью разладилось. В Париже хозяйничают студенты. Все застопорилось, в стране не покупают и не продают, не получают и не производят. Даже реактивному лайнеру, мчавшему Мак-Грегора в Париж, пришлось приземлиться в Лондоне. И там, в доме на Бэттерси, оказалась не Кэти, а Сеси, смотревшая по телевизору, как горит Париж. Кэти объяснила Мак-Грегору по телефону из Парижа, что она вернулась туда присмотреть за детьми, а отослала затем Сеси в Лондон потому, что слишком бурными были уличные стычки с полицией, сама же осталась в Париже с Эндрью и тетей Джосс. Когда Мак-Грегор сообщил ей, что привезет с собой в Париж и Сеси, то Кэти, сверх ожидания, не стала возражать, сказала только:
— Что ж, привози. Так или иначе, она не собирается сидеть покорно и все равно вернется.
Сеси, слушавшая разговор по второй телефонной трубке, подтвердила:
— Мама совершенно права. Я и дня не собиралась дольше оставаться в Лондоне. Вот клянусь тебе.
— Ты хоть матери не говори этого, — сказал отец. — Я ведь беру тебя, и вопрос исчерпан. Не раздражай ее.
— Ее теперь все раздражает, — сказала Сеси.
Паром, перевозивший их с машиной через Ла-Манш, был пуст: никто не рисковал ехать во Францию. Сеси указала отцу на заголовок в «Ивнинг стандард»: «Возможна отставка де Голля еще до плебисцита».
— До какого плебисцита? — спросил Мак-Грегор.
— Что-то там за или против конституции. Теперь каждый день на улицах сражения.
Дороги Франции опустели настолько, что Сеси вела свой старенький «ситроен» прямо по средней черте автострады с семидесятимильной скоростью и не сбавляла ее, даже проезжая через притихшие селения. Париж был весь в обломках баррикад, в обгорелых киосках, в неубранном мусоре, в поваленных деревьях, в целых сугробах грязных газет и картонок.
Ворота открыла им Кэти.
— Где вы пропадали? — тревожно спросила она. — Я вас жду уже несколько часов.
— Паром опоздал, а потом мы в Булонском лесу плутали, — сказал Мак-Грегор, распахивая вторую створку ворот и пропуская Сеси в «ситроене».
— А зачем было делать крюк через Булонский?
— Мы не рискнули ехать центром, — сказал Мак-Грегор.
Кэти кратко поцеловала его в щеку, он запер ворота. Подымаясь по наружной лестнице, спросил Кэти:
— Ну, как ты тут?
— Все в порядке.
— Я о здоровье твоем...
— Я совершенно здорова, — ответила Кэти, и он неловко замолчал.
Умывшись и садясь за ужин, который Кэти держала для них разогретым, Мак-Грегор спросил, где Эндрью.
— Я послала его проводить Жизи Маргоз и побыть у нее — она там одна с прислугой. Прошлой ночью у нее в доме разбили все окна фасада. Муж ее теперь в Риме, пережидает события.
Поужинали молча, затем Сеси ушла спать, и они без слов посидели друг против друга за ореховым столом, чувствуя, что сейчас не время и не место выяснять отношения после десятидневной разлуки.
— Почему ты не телеграфировал мне из Тегерана? — спросила Кэти.
— Хотел, чтобы в Иране поменьше знали о моем присутствии... Необходимо было, чтобы мой приезд туда и отъезд прошел как можно незаметнее.
— Виделся ты с Джамалем Джанабом в ИННК?
— Нет, я не заходил к ним.
— А дома у нас ты был?
Мак-Грегор молча качнул головой.
— А знали персы, что ты в курдских районах?
— Не думаю. Я в основном автобусами добирался.
Он чувствовал: ей хочется узнать, с чем он вернулся от курдов, и ждал напряженно. И вот наконец тревога пересилила в Кэти сдержанность.
— Они и теперь рассчитывают на тебя, не правда ли? — произнесла она. — И даже больше прежнего. Опять они тебя опутали, не так ли?
— Это все ненадолго, — сказал он.
Кэти сидела прямо, чуть подав подбородок вперед, и в этой осанке ее так и сквозила врожденная властность и сила духа.
— Итак, ты намерен и дальше упорно вести свою линию, не считаясь ни с чем? — сказала Кэти.
— Разумеется.
Ему хотелось спросить, чем занята была она эти десять дней. Но он промолчал, сознавая, что готов принять все, почти все на свете, даже Ги Мозеля, лишь бы Кэти сохраняла спокойствие и здравомыслие, пока он не выполнит порученного дела.
— Спать иду, — сказала Кэти.
— Я подожду Эндрью, — сказал он и остался в столовой; он был так измотан, что уснул, сидя в старом кожаном кресле.
Через полчаса его, мягко потормошив, разбудил Эндрью:
— Ты бы лег в постель.
— Я тебя ждал: хотел услышать, что тут происходит, — сказал Мак-Грегор вставая.