— Вы ничего не сказали об этом раньше, принц.
— Так теперь говорю. Обет воздержания. Понятно?
— Да, понятно.
— Спасибо. Спокойной ночи, Коринаам.
Он натянул на голову меховую шкуру мехом внутрь. Она пахла так, будто ее вымачивали в моче ститмоя.
Похоже, все будет даже сложнее, чем он ожидал. Если бы его дорогой друг Тембидат и его любимый кузен Вильдимуир в этот момент оказались в пределах его досягаемости, он с огромным удовольствием свернул бы им обоим шеи.
7
Следующий день тянулся медленно и странно. Когда Харпириас утром вышел из дома, вокруг не было видно ни души — только несколько полуголых ребятишек гонялись друг за другом у основания высокой скалистой стены, охватывающей поселение со всех сторон, да полдюжины женщин племени раскладывали для просушки полоски свежего мяса в единственном узком солнечном луче, который смог пробраться в ущелье. По его предположению, мясо предназначалось для запасов на зиму, которая уже не за горами.
Поселение постепенно оживало. День выдался теплый, небо было ясным и чистым. Отряд охотников собрался возле дворца и торжественно направился к соседним утесам. Несколько старух вынесли кипы шкур на солнечную сторону площади, присели на корточки в круг и стали скрести их костяными ножами. Из дома вышел, прихрамывая, музыкант, сел, скрестив ноги, на лед и больше часа тоненько играл один и тот же мотив на костяной дудке, снова и снова повторяя мелодию.
В полдень человек с вытянутым лицом — верховный жрец, так определил для себя Харпириас — появился из королевского дворца и зашагал к большому плоскому черному камню, несомненно — алтарю, который возвышался на несколько дюймов над ледяным настилом площади на открытом месте посередине между входом в каньон и сбившимися в кучу домами.
Он нес грубо раскрашенный глиняный горшок.
Подойдя к алтарю, он достал из горшка какие-то семена или орехи и разбросал их на все четыре стороны света. Пожертвование богам, предположил Харпириас.
Короля и его приближенных все утро не было видно.
— Он привык поздно вставать, — сказал Коринаам.
— Тогда я ему завидую, — ответил Харпириас. — Я проснулся на рассвете, отчасти от духоты, отчасти от холода. Когда начнутся переговоры, как ты думаешь?
— Наверное, завтра. Или послезавтра. Или на следующий день.
— Не раньше?
— Король никогда не спешит.
— Зато я спешу, — возразил Харпириас — Мне хочется убраться отсюда, пока не наступила следующая зима.
— Да, — отозвался метаморф. — Не сомневаюсь, что вам этого хочется.
Что-то в том, как он это произнес, не внушало особых надежд.
Харпириас подумал о восьми палеонтологах — возможно, их было десять; никто не мог с уверенностью сказать, — которые в этот момент сидят в заточении где-то неподалеку. Они-то знали, какова зима в стране отиноров. Они провели целый год где-то здесь, в темных холодных клетках, вероятно питаясь кашами и прокисшим зерном, огрызками холодного жирного мяса, горькими кореньями, орехами. Конечно же, им не терпится покинуть эти места. Но Коринаам сказал, что король никогда не спешит.
А Коринаам знает, что говорит.
Харпириас попытался приспособиться к медленному ритму местной жизни — как ему пришлось признать, по-своему привлекательной.
Несомненно, именно так жили первобытные люди тысячи лет тому назад, даже сотни тысяч лет, в ту почти сказочную эпоху, когда Старая Земля была единственным домом человечества, а мысль о том, что человеческие существа могут летать к звездам, казалась невероятной фантастикой.
Ежедневная рутина, охота и поиски пищи, приготовление ее и создание запасов, бесконечное изготовление простых орудий и оружия, ритуалы и обычаи, мелкие предрассудки, детские игры, внезапные, необъяснимые взрывы смеха или пения или громкие споры, которые так же внезапно стихали, — все это заставляло Харпириаса чувствовать себя так, словно он перенесся во времени назад, в какую-то отдаленную эпоху первобытного прошлого человечества. Он с гораздо большим удовольствием оказался бы сейчас с друзьями на Замковой горе, пил густое, крепкое малдемарское вино и оживленно обменивался сплетнями об интригах и шалостях герцогов и принцев из окружения короналя. Однако он не мог не признать, что приключение, подобное нынешнему, выпадает на долю очень немногим, и когда-нибудь, в далеком будущем, он, возможно, будет вспоминать о нем с любовью и благодарностью.
Наконец, далеко за полдень, король вышел из своего дворца. Харпириас, который играл на площади в бабки с Эскенацо Марабаудом и парой других скандаров, с изумлением наблюдал, как король постоял, повернулся и секунду тупо смотрел на них. На его лице не отразилось ни малейшего признака того, что он его узнал, ни малейшего интереса, а потом он пошел дальше.
— Похоже, он нас даже не заметил, — пробормотал Харпириас.
— Может, и не заметил, — сказал Эскенацо Марабауд. — Короли видят только то, что хотят видеть. Возможно, он сегодня не настроен встречаться с нами.
Тонкое наблюдение, подумал Харпириас. Вчера Тойкелла проявлял необычайную заботу и Щедрость, сегодня он обратил на посла и его воинов не больше внимания, чем на делегацию блох. Может быть, таким способом король давал понять посетителям из внешнего мира, что все события на земле отиноров происходят только по воле Тойкеллы?
Или же — и эта вероятность внушала большее опасение — он обиделся на решительный, и бесповоротный отказ Харпириаса от благосклонности его дочери?
Какова бы ни была причина, но переговоров в тот день не было, и вообще никаких контактов с королем. Всю вторую половину дня гости были предоставлены сами себе. Никто с ними не разговаривал и даже не обращал на них особого внимания, пока они бродили по поселению.
Ближе к вечеру три женщины доставили гостям обед на тяжелых санях, которые они с трудом перетянули через площадь: оковалок холодного мяса, бадью серо-черного пива, которое уже перестало бродить, и гору спутанных жареных кореньев. Все это явно было остатками от вчерашнего пиршества.
Довольно скудная еда.
— Думаю, по этому поводу могут возникнуть неприятности, — сказал Харпириас Коринааму — Постарайтесь проявить больше терпения, принц.
Такое поведение короля в порядке вещей. Он показывает свою власть над нами.
— Но мы не можем позволить ему властвовать над нами!
— Это не значит, что он не попытается добиться этого. В конце концов, он король.
— Король варваров.
— Все равно король. В собственных глазах он равен короналю и понтифексу, вместе взятым. Вы не должны забывать об этом, принц. Он будет говорить с нами тогда, когда сочтет нужным. Это ведь только первый день визита.
— Столь праздный и бесполезно проведенный день вызывает у меня беспокойство.
— Именно в этом и состоит его цель, — заметил Коринаам. — Таким образом он ставит вас в невыгодное положение. Терпение, принц. Терпение.
После обеда произошло еще одно странное событие, и довольно значительное. Когда Харпириас вышел из дома для гостей подышать свежим воздухом, как раз начало темнеть. И вдруг на краю стены ущелья он заметил яркую вспышку. Она промелькнула в самой высшей точке стены, далеко вверху над той стороной поселения, где располагался королевский дворец. Похоже было, что там, наверху, кто-то зажег сигнальный костер.
Возможно, они тут проделывают это каждую ночь, подумал он. Посылают одного из ловких мальчишек племени на вершину обрыва зажечь вечерний факел. Но нет, похоже, это все-таки событие необычное, так как площадь быстро заполнялась людьми, которые указывали пальцами на гору и возбужденно переговаривались между собой. Какая-то девочка побежала во дворец звать Тойкеллу. Он быстрыми шагами вышел из дворца, почти что голый, несмотря на холод, вытянул шею и, заслонившись ладонью от разгорающейся все ярче луны, уставился вверх.