У остальных подъем, очевидно, не вызывал никаких неприятных ощущений.
Все отиноры, кроме жреца, несли тяжелые мешки с провизией для пленников без малейшего напряжения.
Эскенацо Марабауд, казалось, получает все больше удовольствия от восхождения по мере нарастания трудностей. Даже тщедушный Коринаам с легкостью шагал в гору. Харпириас поначалу нервничал, однако затем утешил себя тем, что его спутники все выходцы из мест с холодным климатом, привычные к таким суровым условиям обитания. Он же, каким бы молодым и сильным ни был, прожил всю жизнь в мягком климате Замковой горы.
Один раз он посмотрел вниз, только один раз. Деревня едва виднелась внизу — белая на белом фоне россыпь далеких крошечных коробочек, сгрудившихся под стеной гор. От этого зрелища у Харпириаса закружилась голова и он покачнулся, но Эскенацо Марабауд ловко поддержал его левой нижней рукой.
Теперь они почти дошли до края стены. Харпириас уже мог различить уходящую от него вдаль широкую, плоскую вершину. Здесь тропа сворачивала за угол и неожиданно стала вдвое или втрое шире прежнего. Почти у самой вершины темнело неровное овальное отверстие в склоне горы — вход в пещеру. Высокая груда валунов перегораживала вход; два закутанных в меха отинора, вооруженные мечами, стояли рядом на страже, скрестив руки; их лица оставались бесстрастными.
Верховный жрец — его звали Манкхелм — бросил им несколько слов.
Сторожа отсалютовали и поспешили откатить в сторону верхний ряд валунов.
Внутри царила темнота. Последовала долгая возня с зажиганием факелов; потом Харпириас увидел, что они находятся в пещере с низким сводом, глубокой и узкой, которая уходила далеко в сердце каменной стены.
Просачивающиеся воды горного ручья покрыли ее стены сплошной ледяной коркой, в дымном свете факелов дающей красивый голубоватый отблеск.
Из глубины пещеры к ним бросились какие-то тени. Мигая и бормоча что-то на ходу, они приблизились к свету.
— Я — посол его высочества лорда Амбинола, — официальным тоном произнес Харпириас. — Я приехал, чтобы добиться вашего освобождения.
Меня зовут Харпириас. Принц Харпириас Малдемарский.
— Хвала Божеству! Какой сейчас год?
— Какой год? — Харпириас был поражен. — Ну, тринадцатый год правления понтифекса Тагина Гавада. Вам кажется, что вы здесь пробыли очень долго?
— Целую вечность! Вечность!
Харпириас не в силах был отвести взгляд от пленников. Тот человек, с которым он разговаривал, был высоким и ужасно худым, бледным, как выцветший пергамент; жесткие седеющие волосы гребнем торчали во все стороны из его лысеющего черепа, а густая, нечесаная черная борода скрывала почти все лицо. Из этих волосяных зарослей смотрели два горящих полубезумных глаза. Остатки какого-то тряпья — жалкая защита от царящего вокруг холода — свободно болтались на костлявом теле.
— Вы пробыли здесь всего один год, — сообщил ему Харпириас. — Или, возможно, чуть больше. В Граничье Кинтора сейчас середина лета.
Лета тринадцатого года.
— Всего год? — изумленно переспросил его собеседник. — А нам показалось — целую жизнь.
Я — Сальвинор Хеж, — объявил он после секундной паузы. Харпириасу было известно это имя.
Руководитель злосчастной палеонтологической экспедиции.
Остальные, худобой и лохмотьями похожие на Сальвинора Хежа, толпились за его спиной.
Харпириас быстро пересчитал: шесть, семь, восемь, девять. Девять.
Одного не хватает?
— Вы все здесь? — спросил он.
— Да, все.
— Были некоторые сомнения насчет того, сколько вас отправилось в это путешествие. Восемь, десять — из документов невозможно понять.
— Девять, — ответил Сальвинор Хеж. — В последнюю минуту состав поменялся. Двое вышли из состава экспедиции — как им повезло! — и мы нашли вместо них одного человека.
— Меня, — мрачным, замогильным голосом, который, казалось, раздавался со дна Великого океана, произнес страшно худой человек поразительно высокого роста — Так уж мне повезло — получил разрешение присоединиться к экспедиции перед самым ее отъездом из Ни-мойи. Какая-возможность сделать карьеру! — Он протянул дрожащую руку. — Меня зовут Винин Салал.
Сколько нас здесь будут еще держать?
— Я только что прибыл, — объяснил Харпириас. — Придется вести переговоры с королем по поводу официального соглашения, после чего вас освободят. Но надеюсь вызволить вас до конца лета Я непременно вытащу вас отсюда раньше. — Он переводил взгляд с одного на другого, поражаясь их бесплотности. От всех остались лишь кожа да кости. — Милостивая Повелительница, они вас морили голодом, что ли? Скажите мне, как с вами обращались?
— Нас кормят дважды в день, — ответил Сальвинор Хеж, и в его голосе не было горечи. Он указал рукой на мешки с провизией, которые отиноры бросили у стены пещеры, и на которые пленники явно не слишком спешили наброситься. — Сушеное мясо, орехи, корни — в основном то же самое, что едят они сами. Это не та пища, которая может доставить удовольствие. Но они нас все же кормят.
— Каждое утро и каждый вечер, очень пунктуально. Они всегда взбираются сюда группой из нескольких человек с этими мешками еды для нас, — пояснил один из ученых, — Иногда мы слышим, что снаружи бушует ужасная пурга, но они ни разу не пропустили свое время, все равно поднимаются сюда. Знаете, на диете отиноров не растолстеешь. И все же мы едва ли можем сказать, что нас морят голодом.
— Нет, — согласился кто-то из остальных. — Не морят, нет.
— Нет.
— Вовсе нет.
— Обращаются с нами вполне прилично, собственно говоря.
— Порядочные люди. Очень отсталые, но довольно добрые, учитывая все обстоятельства.
Харпириаса сбила с толку мягкость их выражений, почти благожелательный тон, которым они отзывались о своих дикарях-тюремщиках.
Эти люди были похожи на скелеты. Они прожили год с небольшим в темной ледяной норе, вдали от своего дома, любимых, работы, медленно угасая и питаясь теми крохами отвратительной пищи, какие только и могли давать им отиноры.
Где их ярость? Почему они не осыпают проклятиями своих тюремщиков?
Неужели заключение до такой степени сломило их дух, что они благодарны даже за те мизерные подачки, которые получают от тех, кто обрек их на такую жизнь?
Он слышал, что заключенные по прошествии многих месяцев и лет иногда начинают любить своих тюремщиков. Но подобные чувства выходили за пределы его понимания.
— Вы совсем не имеете претензий к отинорам? — спросил Харпириас. — Я хочу сказать, не считая того, что вас заставили остаться здесь против вашей воли?
На этот вопрос они ответили молчанием. Казалось, этим людям трудно ясно мыслить. Их мозг, как и их тела, ослабели от лишений, подумал Харпириас. Голод, холод, оторванность от внешнего мира…
— Ну, они отобрали наши образцы, — после паузы заговорил Сальвинор Хеж, — окаменелости. Это было очень обидно. Пожалуйста, попытайтесь получить их обратно для нас.
— Окаменелости, — повторил Харпириас. — Так вы действительно нашли кости этих сухопутных драконов?
— О да! Очень впечатляющая находка. Родство с морскими представителями драконов явно существует — неоспоримая эволюционная связь.
— Неужели?
— Нам удалось откопать зубы поразительных размеров, ребра, позвонки, фрагменты огромного позвоночника… — Худое лицо Сальвинора засияло от возбуждения. Он весь так и светился. — Самые крупные сухопутные твари из всех, известных нам до сих пор. И почти не осталось никаких сомнений, что это предки наших морских драконов — возможно, переходная форма эволюции, требующая дальнейшего длительного исследования. Например, кости их ушей ясно указывают на то, что они могли слышать как на суше, так и под водой. Мы открыли целую новую главу в наших познаниях о развитии жизни на Маджипуре. И на том горном склоне нас еще ждут гораздо более крупные находки. Мы только успели закончить расчистку и начали копать, когда нас обнаружили и взяли в плен отиноры.