Харпириас сердито окликнул его:
— Коринаам? Коринаам! Не отставай от меня!
— Да… Иду… иду…
Харпириас подождал, пока он его догонит.
Скандары их уже опередили.
Отсюда ему уже лучше были видны те, кто находился наверху. Теперь они выстроились в шеренгу вдоль гребня и принялись беспорядочно плясать, мотая головой из стороны в сторону, размахивая длинными тонкими руками, высоко подбрасывая колени: лихорадочный дьявольский танец, явно выражающий презрение и насмешку. Они бросали Тойкелле вызов, подзадоривая его подняться и достать их.
Но у Тойкеллы не было никаких шансов до них добраться. Взобравшись немного выше, Харпириас увидел, что их кряж отделяет от более высокого гребня незаметная прежде трещина с отвесными стенами. Тойкелла со своими людьми поднялся до нее и ринулся было внутрь, но по виду этого крутого склона можно было предположить, что потребуется весь день, чтобы спуститься с одной стороны и подняться по противоположному склону этой расселины.
Вряд ли добыча станет их дожидаться.
И действительно, отиноры уже возвращались.
Мрачные и усталые, они медленно появлялись из расселины.
Харпириас снова взглянул вверх, в сторону танцоров. Они исчезли, как ему сперва показалось; но потом он заметил их левее, ясно вырисовывающимися на фоне яркого неба: они уходили прочь, пробираясь по острому гребню скалы.
Но что это? Он был уверен, что они бегут на всех четырех ногах, как волки. И все же всего несколько секунд назад очертания их тел выглядели несомненно человеческими.
Шайка метаморфов? Здесь?
— Что скажешь, Коринаам? Это кто-то из вашего народа? Неужели в этих горах могут обитать пиуривары?
Но Коринаам лишь пожал плечами, покачал головой и ничего не ответил.
В данный момент ему явно было глубоко наплевать на происхождение бегущих по гребню существ. Он выглядел совершенно измотанным этим подъемом. Взор его затуманился, узкие плечи сгорбились, он Дышал короткими, хриплыми всхлипами.
В следующие несколько часов таинственные высокогорные создания больше не показывались. Они появились, исполнили свой насмешливый танец и исчезли. Но этот странный эпизод бросил длинную тень на королевскую охоту, и тень эта омрачила весь остаток дня. Тойкелла шагал вперед, храня ледяное молчание, взбирался на один гребень и спускался со следующего, погруженный в свои мрачные, сердитые раздумья. Остальные отиноры тоже не произносили ни слова. Харпириас тащился вслед за ними в сопровождении Коринаама и скандаров, не понимая, что происходит.
На плоских участках между вершинами гор можно было видеть животных — черных, лохматых, с виду очень крупных, которые медленно бродили по каменистым равнинам и пощипывали редкие клочки жесткой серо-зеленой травы. Хайбараки? Коринаам не был в этом уверен, а отиноры по-прежнему оставались мрачными и необщительными. В любом случае эти животные находились вне пределов их досягаемости и отходили еще дальше, когда Тойкелла к ним приближался.
По мере того как день клонился к вечеру, воздух становился холоднее, теперь он был по-настоящему морозным. Унылая высокогорная местность выглядела серой и безрадостной.
Харпириас чувствовал, как с каждым часом настроение его падает. Это совсем не напоминало ту охоту, на которую он ходил, когда жил на Замковой горе. То был радостный спорт, а сейчас он участвовал в унылом и тоскливом походе.
Начинало казаться, что священная охота может продлиться несколько дней, возможно даже больше. Поистине мрачная перспектива.
К вечеру, однако, какое-то неосторожное животное неожиданно выскочило из прохода между двумя вертикальными плитами розового камня и врезалось прямо в середину отряда охотников. Это был неряшливого вида серый зверь скромных размеров, с большой головой, худой, с неприятными изогнутыми когтями и большой слюнявой пастью. Он походил на пожирателя падали. Один из слуг короля принялся размахивать своей палкой, словно хотел отогнать в сторону стервятника, но Тойкелла издал громкий яростный вопль и быстро шагнул вперед.
Поймав на лету палку и вырвав ее из руки слуги, король грубо оттолкнул его прочь с дороги. Затем вытащил короткий меч, привязанный к веревке на его талии, и воткнул его в живот ошалевшему зверю.
Раненое животное попятилось, поднимаясь на задние лапы и безуспешно пытаясь достать Тойкеллу своими изогнутыми когтями. Король небрежным движением отбросил в сторону переднюю лапу зверя и снова ударил его мечом, затем в третий раз; животное издало тихий булькающий вздох и повалилось на бок. Потоки зеленовато-красной крови фонтаном хлынули из ран.
Король коротко бросил несколько слов Манкхелму. Жрец немедленно вытащил черную кожаную флягу из коробки со священными предметами, подставил ее под льющуюся толчками кровь и держал, пока она не наполнилась. Манкхелм передал ее королю; потом, опустившись на колени, начал свежевать умирающее животное, несмотря на то что оно еще слегка шевелилось.
— Что происходит? — тихо спросил Харпириас у Коринаама.
— Я не вполне уверен. Но это явно какое-то ритуальное убийство.
— Разве король не предполагал охотиться на хайбараков?
— Вероятно, он решил, что сойдет и это животное.
И действительно, по-видимому, так оно и было. Теперь жрец обнажил плоть зверя — он наконец издох — и с ловкостью человека, который привык готовить жертвоприношения, разрезал тушу на куски, откладывая в сторону мясо с бедер, рядом с ним сердце, а некоторые другие внутренние органы — отдельно. Харпириас поневоле восхищался умением Манкхелма обращаться с добычей. Когда дело было сделано, жрец поднялся и набросил сырую шкуру зверя на широкие плечи Тойкеллы, скрепив ее кожаным ремешком, расшитым бусами, который завязал вокруг шеи короля. Голова зверя болталась за спиной короля, остекленевшие мертвые глаза уставились вдаль.
То, что последовало дальше, шокировало даже столь опытного в кровавых охотничьих забавах человека, как Харпириас. Тойкелла поднял в воздух черную кожаную флягу с кровью, торжественным жестом протянув ее по очереди во все четыре стороны небесной сферы; а потом четырьмя или пятью глотками выпил содержимое. Далее он опустился на колени и стал пожирать красное, дымящееся сердце. Какой-то кусок, очевидно печень, он подал Манкхелму; тот съел часть ее и положил остаток на плоский камень, выбранный в качестве алтаря. Остальное мясо король разделил и подал окровавленные куски каждому из своих людей; затем повернулся с одним из кусков к Харпириасу.
Харпириас тупо уставился на него.
— Возьмите, — прошептал Коринаам. — Съешьте его.
— Но оно же сырое!
Метаморф гневно посмотрел на Харпириаса.
— Вас приглашают принять участие в одном из самых священных ритуалов этого народа.
Возможно, в самом священном. Король оказывает вам большую честь.
Возьмите. И съешьте.
Харпириас угрюмо кивнул в ответ.
«Тембидат, — подумал он, — за это ты мне дорого заплатишь!»
Мясо оказалось жестким и жилистым и отдавало мертвечиной. Харпириас, давясь, кое-как проглотил его, хотя его чуть было тут же не стошнило.
Тойкелла с явным удовлетворением наблюдал, как Харпириас ест мясо, а когда тот закончил, крепко хлопнул его ладонью между лопатками.
Остальным людям Харпириаса посчастливилось избежать чести разделить с королем священное мясо. Никто из них, по-видимому, об этом не сожалел.
После началось пение и ритуальное сожжение несъеденных частей тела животного. Остаток туши просто сбросили в ближайшую пропасть. Затем король коротко бросил что-то своим людям, и те тотчас же начали упаковывать и увязывать охотничьи принадлежности.
— И это все? — удивился Харпириас. — Охота окончена?
— Так объявил король, — сказал метаморф. — Он не собирается гоняться за хайбараком. Это животное было решено сделать официальным летним жертвоприношением, и на этот год охота закончена.
— Он расстроен из-за тех людей, которые плясали на гребне скалы, да?