«На западной окраине Гамбурга, у моря, чудовища опустошали целые районы города. Чрезвычайные меры, которые принимал сенат, не приносили пользы, а только усугубляли беду. Зажигательные снаряды, губительные лучи разрывали животных на части, но сами эти части еще какое-то время тащились вперед, разбрызгивая кровавую жижу (пока жизнь в них не прекращалась совсем); и, увлекая за собой других раненых существ, растаскивали их по улицам. Возникали отвратительные гибридные формы. Обгоревшие деревья, к верхушкам которых прилипли длинные космы волос, а над этими «султанами» дыбятся человечьи головы: мертвые жуткие лица размером с сарай, мужские и женские. Хвостовой плавник какого-нибудь морского чудища, случайно попав в пригород, собирал вокруг себя груды неодушевленных предметов: бороны телеги плуги доски. В эту перемещающуюся разбухающую курящуюся испарениями массу втягивались целые картофельные поля, бегущие собаки, люди. Она вырастала как на дрожжах, выше и выше; растекалась по пашням, расплавленной лавой катилась вперед, уничтожая все на своем пути. И повсюду из этой округлой, как тесто, массы торчали древесные стволы или отдельные листья величиной с сельский домик. Из этой темной, с просверками, субстанции торчали и человеческие руки-ноги, нередко — покрытые темной корой, с растопыренными, как у листьев, пальцами. Длинные гривы волос развевались над поверхностью тестообразного существа — дымящегося извивающегося слизня; волосы были свалявшимися, как войлок, с застрявшими в них потолочными балками и усиками растений. По впадинам и всхолмлениям этой катящейся массы еще передвигались повозки — запряженные лошадьми телеги, с которых соскакивали люди. Соскочившие с трудом отрывали ноги от вязкой жижи, но вскоре проваливались в нее, прилипали; лошади тоже останавливались, освободиться от упряжи они не могли; люди барахтались рядом. Лошади, обрызганные жижей, начинали расти — сперва только копыта, задние ноги; казалось, животные встают на дыбы, но на самом деле тела их растягивались. Исступленное ржание замолкало, вытаращенные глаза — налившиеся кровью шары — вваливались обратно в глазницы. Лошади сучили передними ногами. Были ли они уже деревьями? Питались ли теми листьями, кустиками, пучками травы, что торчали у них из пасти? Между лошадиными ребрами вдруг высовывался конец дышла».
Завораживающее, жуткое и отпугивающее видение! Хотя простодушным любителям научной фантастики приведенный отрывок наверняка понравится меньше, чем бледные, с коротким дыханием, быстро забывающиеся сцены катастроф у Доминика, он опровергает свойственный этому автору фатализм. В сценах Доминика подразумевается и подчеркивается, что всё должно происходить так, как происходило с незапамятных времен. Здесь же, наоборот, показывается, что может случиться, если всё и дальше будет происходить так, как происходило до сих пор. Дёблиновские персонажи, которым приходится иметь дело с горами, морями и гигантами, сами творят свою судьбу.
Остается еще один вопрос, касающийся научной фантастики: в самом ли деле роман Дёблина целиком и полностью соответствует этому второму способу прочтения, который он же и навязывает читателю? Да, соответствует, но с определенными оговорками. Тут мы сталкиваемся с тем же поразительным феноменом, что и в первом случае: роман одновременно выдает себя за гипер-сказку и отнимает основания для отнесения его к этому жанру. Тот, кто готов, читая, вобрать в себя больше, чем может дать обычная книжка о приключениях в технизированном будущем, для того этот роман может стать научной фантастикой какого-то иного, более высокого уровня. Ибо упомянутая избыточность не делает приключения в будущем, о которых рассказывает Дёблин, менее увлекательными, а наоборот, сообщает им дополнительную опасную притягательность. И может превратить даже сам процесс чтения — если, конечно, читатель решится на такое — в отчаянно-дерзкую авантюру. Читатель, как и действующие лица романа, окажется вовлеченным в ситуации, дающие экстремальный жизненный опыт, который он, читатель, нигде больше не приобретет: ни в своем внутреннем, ни в окружающем мире.
Эпическая пенетрация Дёблина