Ученики здесь не то что вздохнуть — и дышать не смеют. Они стоят как вкопанные плечом к плечу, по линеечке, в эти минуты — но только в эти — все четверо вместе, единой группой.
Вдох-выдох, вдох-выдох — их легкие дышат в унисон с широкой грудью Шефа, невольно придерживаясь заданного ритма. У них и сердцебиение учащается совершенно синхронно, и поджилки трясутся одинаково. Кожа на костяшках пальцев побелела, на лицах пылает краска лихорадочного, неодолимого возбуждения.
Шеф, покачиваясь взад-вперед, сосредоточенно молчит.
У него на столе аккуратной стопкой лежат тетради, раскрытые на выполненном к сегодняшнему дню задании. Все тетради обернуты в одинаковые фиолетовые обложки без единой кляксы или жирного пятна.
Шеф все еще покачивается на каблуках.
Железная дверь — не то что обитая: сквозь нее хоть и глухо, но проникает холодный звон инструментов, визг листового железа и человеческие голоса.
Подросток поверх плеча Шефа смотрит в окно. Неяркие лучи ноябрьского солнца косо падают на обнаженные кроны. Тени лишены глубины, так же как свет — тепла. Неосвещенной стороной жидкие деревца сливаются с серым небом, пугая — пусть мнимой и временной — своей искалеченностью.
— Тэ-эк. Тэк, тэк-с, — вялым, бесцветным голосом произносит Шеф, похоже, о чем-то задумавшись. — Тэк, тэк-с.
Он медленно поворачивается к мутному окну, и Подростка вдруг разбирает любопытство: заметит ли он искалеченные светом деревья? Вообще, замечает ли Шеф хоть что-нибудь вокруг, кроме тех жалких жизней, которыми вершит в своей конуре? Волнует ли его что-нибудь, помимо учебных часов и тридцатиминуток, пропитанных запахом пота и страха?
Подросток не отрывает глаз от широкой спины, что покачивается в прямоугольнике окна.
Слева, чувствует он, что-то происходит. Трое учеников чуть слышно шевелятся, тихонько толкаются локтями. Снова неймется Шишаку? Так и есть: он насмешливо пялится на возвышающуюся перед ним спину, корчит мины — большего сейчас он позволить себе не может. Эти трое обмениваются знаками везде и всюду, в любых обстоятельствах.
Шеф поворачивается неожиданно, волчком.
Лица учеников едва успевают принять безразличное выражение.
— Ну что же, — говорит он спокойным, по-отечески нежным голосом. — Все верно, все верно.
Взгляд его, не задерживаясь на Подростке, скользит по лицам троих учеников.
— Тэк-с, — с наслаждением произносит он, и теперь уже всем ясно, что за этим последует. Время ожидания истекло.
— Ну-с, мои дорогие ученички, — благодушно продолжает Шеф, — человек, как вы знаете, проходит в своем развитии разные стадии. Верно я говорю?
Ученики, затаив дыхание, напряженно внимают его словам.
— Или, может, вам это не известно? Я к вам обращаюсь, к вам, уважаемый триумвират.
В ответ — гробовое молчание.
— Если добрая память не изменяет мне, я поставил вас тут не стадом, а стройной и ровной, вполне подобающей людям шеренгой. Именно, именно. Шеренгой. Ра-авняйсь! — раздается четкая команда, но и тут Шеф не повышает голоса. Он вытягивается и приподнимается на цыпочках.
Подросток отскакивает вправо, чтобы дать место остальным.
— Ну вот. Думаю, потихоньку мы это освоим. Было бы только терпение да желание. Конечно, одного желания мало, но если желания совокупляются с поступками, то… совсем другой коленкор, не так ли?
При слове «совокупляются» огромный кадык Шишака задергался. Глаза Шефа цепко впиваются в дородного ученика.
— Мы ведь знаем друг друга, сынок? — говорит он, адресуясь к Шишаку. — Точно, знаем. Однако… сдается мне, недостаточно хорошо. Пока что не досконально. Я выражаюсь понятно? Одним словом… — он усталым жестом показывает на тетради, — одним словом, эти самые стадии развития вызывают серьезное беспокойство. А если выразиться точнее, то не устраивает меня темп развития. С темпом плохо. То есть нету его. Не-ту. — Он резко вытягивает губы и, причмокнув, заканчивает: — Возражения?
Возражений нет. Шеф довольно кивает.
— Тэк, тэк-с. Ну понятно. Какие тут могут быть возражения. Возражений нет за отсутствием права на существование таковых. Стало быть, ничего не попишешь. Придется пробке пока посидеть в бутылке. Но ничего, на соответствующей стадии мы возьмем штопор, я лично представлю его в ваше распоряжение. С величайшей готовностью, даже с радостью. Вот-вот, с радостью.
Подросток его не слушает. Слова Шефа потоком проливаются мимо и падают в никуда. За окном хаотическое сплетение веток уже обрело изначальные очертания. Солнце, скользнув в сторону, исчезло, и по полу конуры, заполняя углы и щели, разлилась серая клочковатая полумгла. Ботинки Шефа, который покачивается, переваливаясь с пятки на носок, постукивают холоднее, отрывистее.