Подростки заученно поворачиваются на девяносто градусов и рысцой выбегают в цех, окунаясь в привычные запахи. Шум голосов и звон инструментов на минуту стихают, на лица учеников устремляются изучающие и как будто смущенные взгляды, но вот уже все идет обычным чередом — только чуточку тише в цехе.
Мастер по-прежнему занят спортивным автомобилем. Стоя на одном колене, он склонился над колесом и не поднимает головы, хотя по его напряженной позе заметно, что он прислушивается.
Подросток опускается рядом на корточки и рассеянно водит пальцем по выступам протектора.
— Долго он вас мурыжил, — говорит Мастер.
Подросток молча пожимает плечами.
— Полтора часа вас сегодня не было, минута в минуту.
— Может быть. Я на часы не глядел, — отвечает Подросток.
Рука Мастера застывает на весу.
— И как? — спрашивает он.
— Как обычно. — Подросток колеблется, ему хочется обо всем рассказать. — А, ерунда, — небрежно отмахивается он наконец. — Ничего интересного.
— Я тебя за язык не тяну, — обиженно говорит Мастер. — Если получил нагоняй, так это твоя беда.
Подросток вглядывается в замкнутое и все же благожелательное лицо, пытаясь прочесть на нем знак одобрения, почерпнуть уверенности; смуглое лицо Мастера одновременно притягивает и пугает — оно очень напоминает лицо Отца.
— Да ничего я не получил, — придвигается он ближе к Мастеру. — Ко мне он не очень-то пристает. Так что ничего страшного.
— Ну-ну, — кивает Мастер. — Значит, ничего страшного.
— Ничего особенного. Просто он… говорил.
— Целых полтора часа? — улыбается Мастер.
В голосе его Подросток улавливает нотки ободрения. И что-то еще. Ожидание? Готовность помочь? Сказать трудно.
— Помолчит малость и опять разглагольствует, — доверительно говорит он и оглядывается по сторонам, не слышит ли кто их разговор.
В глазах Мастера загораются веселые искорки.
— А о чем разглагольствует-то? Можешь ты рассказать? — спрашивает он Подростка.
— Куда мне! — с облегчением смеется тот.
— Это верно, разглагольствовать он умеет. Прямо оратор. Да и руководить научился. Не работой, конечно… а так, вообще.
Подростку слова Мастера придают храбрости.
— Велел нам чертеж переделать, — шепчет он.
— Всего один?
— Угу.
— Значит, сегодня он в добром настроении. Считай, что вам повезло.
— Не знаю, — вздыхает Подросток. — Я тут еще не освоился.
— Ну что ты, друг Амбруш, — улыбается Мастер, — ты отлично справляешься. Я даже не думал, что ты такой.
На душе у Подростка делается тепло.
— Мерси, — бормочет он, потом поправляется: — Спасибо.
— Ты молодец, — кивает Мастер. — Ведешь себя тихо, стараешься…
Подростку кажется, что за похвалой скрывается легкая ирония.
— Ну уж не знаю, — смущенно оправдывается он. — Я пытаюсь поладить с ним, — он показывает глазами на железную дверь, — да и с другими тоже. А что еще остается делать?
— Ладно, ладно, не горячись. Понятно, что тут ничего не поделаешь. Что ты можешь поделать? Он-то… привык командовать. Не на таком уровне распоряжался — повыше… к тому же совсем недавно.
Во рту у Подростка пересыхает.
— А я и не знал, — выдавливает он наконец.
— Об этом тут все знают. Да-да. Жизнь странная штука: нынче ты в генералах, а завтра в капралах. Только он и в капралах живет припеваючи.
Декабрь в этом году выдался необычно туманный. Пасмурные дни незаметно переходят в вечера, пропитанные холодной густой неотвязчивой сыростью.
Прежде он и внимания не обращал на погоду. Когда он возвращался из школы, уже темнело. Он сидел над раскрытыми учебниками и, если было желание, читал. Мир казался ему неустойчивым и зыбким, но все-таки в жизни было хоть что-то надежное: дом, сегодняшний день и день завтрашний. Мать, наконец. Она была рядом, она осталась, и он за нее держался. Школа тоже казалась надежным убежищем, хотя после первого прогула — он и сейчас не помнит, куда бросился, выскочив из больницы, и когда вернулся домой, — учеба его больше не интересовала. Подготовка к урокам стала пустой и бессмысленной церемонией. И все же он ежедневно упрямо садился за стол и в строгом порядке раскладывал перед собой все необходимое для занятий. Учебники и тетради лежали, подобранные по формату и цвету, в точности как советовал им когда-то классный руководитель. Ведь через такие мелочи прививаются и делаются внутренней потребностью аккуратность, любовь к порядку и чистоте. Вот они и привились.