Рука Шефа совершает стремительное движение — так пригревшаяся на кочке полусонная лягушка выбрасывает длинный язычок при виде добычи — и хватает его за ворот.
— Вы далеко, господин Шишак? — дружелюбно интересуется он.
— Умываться, — выдавливает из себя Шишак. В глазах его тлеют зеленые искорки ненависти.
— Ах, умываться?! — Шеф могучей рукой разворачивает Шишака на сто восемьдесят градусов. Тот, теряя равновесие, падает на капот машины и обнимает его руками. — Ну… поцелуй-ка барышню «шкоду», любезный.
Остального Подросток не слышит, не желает ни слышать, ни видеть происходящего. Он, зажмурившись, яростно трясет тряпку, поднимая вокруг клубы пыли.
Вскоре Гном с невероятным для толстого коротышки проворством уже несется с пустым ведром за водой. Тихоня, молча пятясь на журавлиных ногах, ветхой мешковиной вытирает цементный пол.
— На мытье кузова пять минут, — как ни в чем не бывало распоряжается Шеф, прежде чем удалиться в свою конуру, напоминающую нечто среднее между складом и кабинетом.
Подросток вновь холодеет от безотчетного страха. Он смотрит на удаляющегося враскачку Шефа, пытаясь удержать глазами этого человека, который противен ему и которого надо бы даже ненавидеть, как эти трое, бессильной и яростной ненавистью. И все же он ждет от него защиты. Шеф — единственный, кто одним лишь своим присутствием способен его защитить.
Но вот он скрылся за обитой железом запретной дверью. Грязная тряпка в руке Подростка наливается тяжестью и падает на пол. Он машинально пинает ее под скамью. Медленно переставляя ноги, как робот, двигаясь строго по прямой, Подросток пересекает воображаемую демаркационную линию и доходит до противоположной стены.
Ничего не случилось.
Долговязый Тихоня все еще возит по полу тряпкой, усердно размазывая грязную жижу. Шишак замер и молча наблюдает за Подростком.
Тот что-то ищет на слесарном верстаке. От разложенных по ячейкам верстака пружин, заклепок, болтов и гаек несет утренним холодком. Наконец среди новеньких металлических ящиков с инструментами он находит свой — допотопный, из дерева. От ящика веет теплом, ременная ручка удобно укладывается в ладонь. Подросток, стараясь не привлекать к себе внимания, приближается к смотровой яме.
Бетон под ногами влажно блестит, испещрен выбоинами — недолго и поскользнуться. Откуда-то сбоку вдруг выныривает чей-то башмак, Подросток останавливается, собираясь перешагнуть препятствие, но башмак, следуя за движениями его ноги, поднимается, опускается и опять поднимается.
Он стоит, беспомощно глядя на неизвестно кому принадлежащий башмак.
Потом поднимает голову и, резко повернувшись, едва не врезается носом в бандитскую физиономию Шишака. Тот уставился на Подростка неподвижно-холодным цепким взглядом.
Тихоня, затаив дыхание, приседает на корточки — он весь внимание, на мокром лице светится лихорадочное любопытство. Шишак чувствует это немое жгучее возбуждение, не оборачиваясь, и самодовольно, развязно ухмыляется. Подросток изо всех сил отталкивается от земли, как на уроке физкультуры, когда рейка обманчиво кажется совершенно неодолимой, и опрометью бросается в смотровую яму. Наверху какое-то время стоит тишина, потом раздаются глухие шлепки и ломающийся, неестественно сиплый хохот. Это, хлопая себя по коленям, веселится Шишак или делает вид, что ему так весело. Оживший Тихоня боязливо хихикает. По бетону, стуча каблуками, рысцой проносится Гном. А в отдалении с шумом распахивается железная дверь.
— Опять, Шишак? — глухо, вполголоса, спрашивает Шеф. — Что, соскучился по беседе, дружочек? — Он довольно оглядывается и широко разводит руки. — За чем же дело стало? Давай заходи. Побеседуем с глазу на глаз, никто нам не помешает. Ну, смелее.
Подросток затаился на дне смотровой ямы, перед ним ящик с инструментами. Тихонько, стараясь не скрипнуть, он открывает его и заглядывает внутрь. Но внимание его обращено наверх, откуда доносится шепот.
— Опять он его зацапал, — шепчет Гном. — Этот чокнутый Шишак… Хоть бы раз ему сошло с рук… Везет как утопленнику.
— Молчи ты! — испуганно шипит Тихоня.
— И ведь каждое утро, — не унимается Гном, — каждое божье утро ему влетает.
— Да заткнись! Заткнись, говорю!
— Или позже. Шефу это без разницы. Но чтоб день пропустить — ни за что. Во лютует! Шишак ему прямо как кость в горле.