— Так точно, товарищ завпрактикой.
— Вот видите, — кивает Шеф, — вот видите, придется все переделать, от первого чертежа до последнего. Весь материал за год — чистенько, аккуратно, без единой помарочки.
Он не спеша, по одной, берет в руки тетради и надрывает со стороны корешка. Подросток следит за ним, холодея от ужаса.
— Прошу получить, — подходит к ним Шеф. — Срок сдачи новых тетрадей первое мая. Это праздник труда, ребятки, вот и отметите его, как положено, трудовыми подарками. Все свободны.
Подросток выходит в цех, чувствуя затылком жаркое дыхание Шишака. Толстую тетрадь он несет осторожно, чуть отстранив от себя, будто впервые видит ее.
С самого утра атмосфера в мастерской накалена: молодой рабочий, что постоянно бунтует против Шефа, как будто сделал тому какое-то замечание. Подробностей этой истории Подросток не знает — он пришел сегодня поздно, едва не опоздав. И вот теперь все взгляды обращены на учеников, рабочие — даже Мастер — замерли в ожидании.
Шишак бросает тетрадь на капот.
— Все заново переделывать, — злобно шипит он, — весь материал за год — псу под хвост!
— Это правда? — глядит на Подростка Мастер.
Тот пожимает плечами: ну и черт с ним… он сделает. Будет работать, не смыкая глаз, и сделает раньше других… хоть оставят его на несколько дней в покое. Как проклятый будет вкалывать — что-что, а чертить он умеет. Мать против ночных бдений, конечно же, возражать не будет. Будет варить ему кофе, крепчайший кофе, и радоваться, что видит, наконец-то, своего прежнего сына. Усердного и признательного.
Голос Мастера прерывает его размышления.
— Ну хватит, — говорит он спокойно, — сколько можно терпеть.
Под одобрительный гул рабочих Мастер направляется к конуре Шефа, трижды стучит в кованую дверь и только потом открывает ее.
— Выйди-ка на минутку, товарищ завпрактикой.
— Я работаю, — слышится пренебрежительный ответ.
В мастерской воцаряется напряженная тишина.
— И мы работаем, к тому же по норме в отличие от тебя. И все-таки мы тебя просим, потрудись выйти.
— Еще чего!
— Ладно, — после некоторого молчания говорит Мастер. — Придется сходить за директором, но к нему я пойду не один.
— Пацаны никуда не пойдут!
— Ясное дело, ученики останутся. Пока что без твоего разрешения, товарищ завпрактикой, из мастерской они отлучаться не могут. Только ты не подумай, что я обращаюсь к тебе за разрешением, такой чести ты от меня не дождешься, товарищ завпрактикой. Не забудь, все мы тут — равноправные труженики, что ты, что любой другой из взрослых рабочих. Оно конечно, учениками командуешь ты, но они с нами и не пойдут, не беспокойся. Хотя я на твоем месте побеспокоился бы.
Слышно, как в конуре раздувается мощная грудь Шефа.
— Чего надо-то? — спрашивает он.
— Выйдешь, тогда и поговорим.
С этими словами Мастер поворачивается и неторопливо возвращается к остальным. Те уже собрались и стоят неподалеку плотным полукольцом.
Шеф наконец появляется в дверном проеме и, расставив ноги, замирает на пороге.
— Ну что ж, — хладнокровно, с апломбом начинает он. — Почтенный коллектив, разумеется, не вправе отвлекать меня от трудов. Но дух коллективизма мне тоже не чужд, отнюдь. — Рты рабочих невольно растягиваются в улыбке, похоже, речь Шефа их забавляет. — Н-да. Он во мне не иссяк, уважаемые коллеги, и смею заверить, что у вас мне его занимать не придется. Так в чем дело?
— Отмени наказание, которое ты назначил ученикам. Подумай как следует и отмени, — говорит Мастер.
— Хотел бы напомнить: методы обучения и воспитания я выбираю сам, без помощи посторонних, — категорическим тоном заявляет Шеф и уже собирается скрыться в своей конуре, но голос молодого рабочего останавливает его.
— А ну погоди-ка! — кричит парень. — Может, все-таки объяснишь, зачем пацанов уродуешь?!
— У-ро-дую? — Шеф пораженно обводит глазами рабочих. — Это что-то новое, коллеги. — Взгляд его застывает на парне. — Очень жаль, но лично с вами, мой юный друг, мне разговаривать не о чем. Вам понятно?
— Послушайте, уважаемый, — багровея, кричит ему парень, — если вам так уж нравится, я могу и на «вы», мне плевать… Вам ведь прежде не с нашим братом приходилось общаться. Повыше летали… Правда, с этих высот, насколько я знаю, вас турнули под зад коленкой!
— Не о том сейчас речь, — пытается унять его Мастер.
— А вот и о том. Слава ваша, уважаемый, раньше вас тут была. Уж можете не сомневаться, наслышаны мы о ваших делишках, знаем, что вы за птица.
— Не будем начинать от Адама, — нетерпеливо обрывает его Мастер. — Пускай отменит наказание, и дело с концом.