И теперь я шел в горы с сознанием того, что поддержка нам обеспечена. Прошло то время, когда мы, студенты, чувствовали себя одинокими, когда нам казалось, что с нами лишь память о погибших товарищах, придававшая нам силы. И может быть, потому нам с большим трудом удавалось устанавливать контакты с новыми людьми, что мы мало общались с местными жителями и наше слово еще вызывало у людей странные чувства, смешанные с чувством страха. Для себя я сделал одно открытие — только общаясь с людьми, можно узнать их характер и таким вот образом добиться взаимопонимания.
Поначалу лица людей казались мне непроницаемыми. Нередко мучило ощущение, что у нас ничего не получается, что люди не понимают нас и не хотят понять. В самом деле, вначале отсутствие контактов очень мешало нам в работе. Кроме того, жители очень боялись национальных гвардейцев. Но постепенно страх проходил. Теперь простые люди вкладывают в свои действия всю свою ярость, гнев, ненависть, надежду и решительность.
Поэтому я еще раз говорю, что не чувствую себя одиноким, когда иду в горы. Рядом со мной тысячи жителей Субтиавы и рабочих из леонских кварталов. Иными словами, я слышу, как народ бросает вызов своим врагам: «К чему придут бедняки? К власти! К чему придут бедняки? К власти! К чему придут богачи? К дерьму! К дерьму! К чему придут бедняки? К власти! К чему придут богачи? К дерьму! К дерьму!»
Вот почему, уходя в горы, я испытываю безграничную веру в наше дело, ибо за ним стоит практика всей нашей политической работы, практика работы организационной, практика ведения боя (в данном случае имеются в виду уличные бои), практика мобилизации народных масс.
7
Поднимаясь в горы, я испытывал особое моральное удовлетворение, потому что пожар, охвативший город, загорелся и от моей маленькой искры.
Это помогало мне не допускать мыслей о дезертирстве с самых первых минут пребывания в горах, потому что, когда попадаешь из одной среды в другую, особенно если физически ты к этому не готов, такие мысли возникают часто. Да, мы не были подготовлены к жизни в горах, потому что, хотя мы все и читали «Дневник» Че Гевары, посвященный Вьетнаму, китайской революции, рассказы о партизанском движении в Латинской Америке и других районах мира, обо всем этом у нас было лишь смутное представление. Мы и представить себе не могли, как все это выглядит на самом деле… Сначала мы на один день остановились в небольшом имении, принадлежавшем товарищу, сочувствовавшему нам. Кажется, его звали Аргуэльо Правиа. На рассвете за нами должен был приехать джип красного цвета. Мне впервые предстояло ехать на автомашине, принадлежавшей подпольной организации, и меня разбирало любопытство, кто же нас повезет…
В ту ночь мы почти не спали и с нетерпением ждали трех часов утра. Да и кто же мог заснуть? Во всем чувствовалось напряжение, мы переглядывались, перекидывались шуточками… Подсчитывали, сколько времени осталось до полной победы, каждый пытался рассуждать с точки зрения общей обстановки в стране, обстановки в мире… Пять лет… а может быть, лет десять. Послышался стук в дверь. Один из товарищей открыл ее, мы поднялись, взяли с собой мешки и вышли на улицу. Я узнал Педро Арауса Паласиоса, который вышел из машины и стал помогать нам грузить вещи. Водитель остался в машине. Сидел молча, не глядя по сторонам с чертовски серьезным видом. На улице было темно, и, хотя на углу горел фонарь, свет его едва доходил до нас. Мне не удалось разглядеть человека, сидящего на месте водителя.
Через некоторое время — стало уже рассветать, когда мы проехали Чинандегу и высадили там одного подпольщика, — первым заговорил с водителем Федерико… Помню, по дороге мы запели песню, чтобы воодушевить себя немного, но вовсе не потому, что настроение у нас испортилось. Мы уезжали в приподнятом настроении, потому что знали, что участвуем в деле, которое непременно закончится победой, вот только не знали мы, кому из нас доведется дожить до этой победы.
Большую часть времени мы ехали молча, и каждого из нас мучил вопрос, суждено нам выжить или нет. Думы эти тяжелые, тем более что все мы понимали — перед нами реальная жизнь, а не спектакль, который может скоро кончиться. Тогда-то мы и запели песню. И вдруг я заметил, что Федерико заговаривает с водителем, и тогда, ну конечно же… Я узнал его! Это был Куки Каррион. Теперь он — командир одного партизанского отряда. Да, я знал Карриона. Он был из буржуазной семьи, и мне приходилось бывать в его компании. Там я познакомился с девушкой по имени Клаудия. Молодые люди, которые собирались на квартире у Куки, тихо разговаривали между собой, а некоторые иногда покуривали марихуану. Люди эти были из состоятельных семей, и у них водились деньги. Некоторые из них впоследствии изменили образ жизни и стали активно участвовать в деятельности КУУН. Вскоре нам приказали не появляться больше на этой квартире. Я еще подумал тогда, что ее, наверное, решено использовать для собраний членов СФНО. Так оно и оказалось на деле. Куки уже тогда был подпольщиком, но я этого не знал и поэтому удивился, когда он вдруг перестал участвовать в мероприятиях, проводимых КУУН. Тогда я подумал, что он отошел от нашего движения… Одним словом, увидев его теперь за рулем, я страшно обрадовался, поняв, что Куки по-прежнему в наших рядах.