Обо всем этом мне потом Хосе рассказал.
«Видишь, Лупе, до каких пакостей доходят».
«Честных людей шельмуют», — ответила я тогда Хосе.
А в другой раз, когда я в лавке была, дон Себастьян снова завел разговор:
«Говорят, что коммунизм — это когда всякие идеи, в головы вбивают и что падре Луна был из самых настоящих красных».
«Вот не подумала бы!»
«Они говорят, что самое плохое — это коммунистические идеи… да еще в церковь лезть с политикой».
«А что такое «политика» и «коммунистические идеи», дон Себастьян?»
«Это когда говорят, что сначала нужно на земле жизнь лучше сделать, а потом о рае на небесах хлопотать».
(А Чепе мне так потом сказал:
«Вот, Лупе, как раз этого-то власти и не терпят! Священники рассказывают, что во всем хозяева виноваты. Хозяева понимают, что народ бунтует потому, что священники его просвещают. Власти считают, что красный дьявол завладел душами священников и что виноват во всем этом один из пап римских, которого вовремя отравить успели. А если бы не успели, то все католики уже давно были бы коммунистами».
«Раньше, — ответила я ему, — священники нам на небесах рай сулили. Им и дела не было, что наши дети умирали. Была у нас больница — хорошо. Не было ее — тоже хорошо».)
«И подумать только, что прежде священники из хозяйских вилл да из епископского дома никогда не вылезали. Только там и сидели. Появятся к мессе — и к друзьям своим обратно».
«Про что я тебе и толкую, Лупе. Я власти не выгораживаю. Дело в том, что на другую сторону многие священники перешли. Вот власти и бесятся, что они народ просвещают. Если бы священники не вмешивались ни во что, ничего с ними не было бы».
«Христос учил: бедным помогать надо».
«Вот и получается, что они на хозяев насели, а те их на дух переносить не могут за то, что священники изменили своим благодетелям».
«Ну, дон Себастьян, вы вроде власти защищаете».
«Нет, Лупе. Я только тебе говорю про то, что они мне рассказывают, когда заходят сюда выпить. Ты же знаешь, что в друзьях я у них по необходимости».
МАРИЯ РОМЕЛИЯ
Я была со всеми, когда мы направились к банку за ответом на наше требование снизить цены на инсектициды и удобрения. Банк оказался закрытым. Только мы начали митинг, как вдруг кто-то закричал: «Разбегайтесь!» Ну мы и бросились кто куда. За нами рванулись восемь полицейских патрульных машин. Началась стрельба. Пулей мне левую руку оцарапало.
Добежали мы до места, где свои автобусы оставили, но их там не оказалось. Полиция угнала. Сан-Сальвадора мы не знали. Со мной братишка мой двоюродный был. Артуро его зовут. Никак отвязаться от него не могла: поеду с тобой, и все тут. Еще и пятнадцати ему нет, а такой настырный. Он мне говорит: «Надо в церковь идти, которая поближе». Кажется, это была церковь святого Хасинто. Но полиция на всякий случай, чтобы мы не могли в ней укрыться, уже ее заняла. Тут вдруг откуда-то появился автобус. Брат закричал: «Глядя, «Чалате» написано!» Мы побежали к автобусу. Повезло нам. Этот автобус недалеко от нашего селения проходит. «Садимся!» — сказала я брату. В автобусе народу было много. Сели и другие наши товарищи. Когда автобус тронулся, мы услышали, что над нами летит вертолет. Автобус остановится — и вертолет тоже повиснет. Через окошечки это хорошо было видно.
На каждой остановке какая-то компаньера высаживала группы людей. Она сказала, чтобы мы с Артуро выходили на следующей. Когда автобус затормозил, мы увидели полицейский патруль сзади, а впереди — кордон из охранников асьенды. Всем приказали выйти для обыска. А когда мы вышли, нас сначала поставили лицом к кузову, а потом велели поднять руки над головой в расставить ноги. Но обыскивать не стали. Начала стрелять. Мы бросились под автобус. Рядом засвистели пули. Когда стрельба поутихла, мы кинулись в автобус. Тогда полицейские закрыли дверь и застрелили водителя. Около автобуса с автоматом в руках стоял полицейский. Мы попадали на пол и на сиденья. Полицейские орали, чтобы мы не шевелились, иначе убьют. Потом они спять открыли стрельбу, на этот раз по окнам. На нас посыпались осколки стекол. Помню, мой братишка Артуро лежал ни жив ни мертв. Тут я почувствовала, что по правой моей руке течет кровь, и сказала компаньере: «Нам, пожалуй, лучше из автобуса выйти». Привстали мы на глазах у охранников и вместе с ней выскочили из автобуса. Почему-то по нас стрелять не стали. Оказавшись на дороге, мы увидели, что за автобусом по-прежнему стоит полицейская машина, и услышали, что охранники из асьенды просят у сидящих в ней полицейских вызвать по радио другой вертолет. В это время с вертолета, который висел в воздухе, сделали по автобусу несколько выстрелов.