В ответ он только буркнул: «Угу-угу». Это означало, что он не был в том уверен.
«Да хоть пару дней там побудь. Я тебя и ждать не буду».
«Да-да, конечно», — ответил он.
Но не видеть долго ребятишек он не мог. Вот потому и пришел в воскресенье и на целый день дома остался.
— Днем не опасно, — сказал он.
— Это верно. Полицейские что вампиры — только ночью нападают.
Понимаю я, что в горах ему без меня несладко приходится. Конечно, и мне без него здесь холодно. Но у меня есть гватемальское цветное покрывало. Его мне Хосе на рождество подарил. «Смотри, красота какая!» — сказал он мне тогда. И мы радовались, как малые дети. По ночам в ранчо холодно, хотя жерди вроде и плотно пригнаны. Днем жарко, особенно летом.
С той поры как Хосе пришлось уйти в горы, домой он начал заходить раненько утром, когда ребята еще спят. Съест пару лепешек с фасолью, выпьет кружку кофе, поглядит на малышей и отправляется на работу.
А вчера на ночь пришел. И, чтобы на глаза никому не попадаться, пробрался задами. Первым его учуяла Пихириче. А я-то подумала, что собачонка за курами погналась.
Спать, конечно, не пришлось. В четыре я уже небо разглядывала. По утренней звездочке время узнать хотелось. Блеснет она для меня между жердочек, и я ей в ответ тоже подмигиваю. Увидеть утреннюю звездочку — к удаче. Она весточку шлет: пора маис на огонь ставить. Лучше на нее прямо смотреть, когда лучики ее мерцают, словно сама звездочка то загорается, то гаснет. Говорят, она счастье приносит. Эх, если бы это была правда, я бы самая счастливая всегда была! Люблю смотреть на нее. Дня не проходит, чтобы, проснувшись, я с ней не поздоровалась.
Хосе говорит, что я чудная. Не знаю. С самого детства я такая.
Мои мама и папа говорили мне:
«Всегда, как увидишь эту звездочку, здоровайся с ней. Она счастье приносит».
Вот потому я так и делаю. И звездочка в долгу не остается. А разве нет? Хосе пришел и на ночь не ушел, не побоялся, и все было хорошо. Выпил он утром свою кружечку кофе и собрался на работу.
Пока я ему про то да се толковала, он поглядывал на меня при свете фонаря. Темно еще на дворе было. В эту пору солнышко поздно встает. В пять утра темно, хоть глаз выколи. Огонь приходится зажигать.
— Куда это я спички засунула? — сказала я, роясь в кармане передника.
— Не надо огонь зажигать, скоро рассветет, — ответил мне он.
А я ему:
— Все равно огонь развести надо. Кофе сварить, фасоль разогреть. Иначе так и уйдешь без горячего.
— Да не беспокойся ты ни о чем! Тебе за день с ребятами еще достанется.
Вот такой он у меня. Все по нему. Никогда «нет» не скажет. Раньше погрубее был, а теперь изменился. Ест он, а я вглядываюсь в его лицо. Так мы и попрощались.
— Дня три не приду, — сказал ой и потом добавил: — Потому на ночь и остался.
Я его ни о чем не спросила. Только было подумала спросить, а тут самый маленький заплакал.
— Слышишь, как плачет?
— Глисты, должно быть, — сказал он.
— Надо бы змеиного порошка достать, — сказала я.
Тут он рассердился:
— Опять ты за свое! Знаешь же хорошо, что только лекарства помогают.
— Ну да! Давала я ему порошки, которые недавно покупала, а толку никакого.
— Давай и дальше, пока не помогут.
— Дорогие они, лекарства-то. Раньше были по десять сентаво, сейчас за пару надо двадцать пять отдать. Купила четыре порошка, уже только один остался, — ответила я.
— Я тебе дам песету; деньги там мне совсем ни к чему. Купишь еще два порошка.
— А сам с чем останешься?
— Не нужно мне. На что мне тратить, если мы с работы сразу в горы уходим?
— Ну ладно, — согласилась я и протянула руку…
Умолкла я, залюбовавшись, как он за обе щеки уплетает. После него сковородку мыть не надо.
Нехорошо в темноте. Я люблю, когда солнце светит.
А жизнь становится все труднее и труднее. Говорят, что нас слишком много в этой стране. Что правда, то правда — кого много, так это бедняков. Десятки, сотни тысяч бедняков. Они везде, куда ни глянь. А что сделаешь, если жизнь такая? Потому столько голодных в нашем проклятом краю. Думается мне, что жизнь не должна быть такой. Чепе мне все время твердит: «Нам осознать нужно, что мы бедняки». «А зачем это нужно?» — спрашиваю я его. И он отвечает: «Только так мы наберем силу и сможем своих прав добиваться. Остальное пустое. Мы должны добиваться наших прав, прав бедняков».
Жители нашего Чалате всегда хорошо все понимали, хотя, конечно, как и везде, есть здесь и несознательные.
Управляющие в асьендах — вот это гады настоящие. Вечно все подслушивают и своим хозяевам доносят.