Хочешь не хочешь, а начинаешь задумываться: и что это за штука такая — жизнь? Вильяму ведь едва двенадцать исполнилось, а он уже бандит. Я его знала, когда он был совсем маленьким мальчиком, помогал покупателям в одной лавке в Илобаско товары выносить. Был к клиентам очень внимательный, пока не пошел в тюрьму прислуживать.
Страшная неделя была. Больше всего я за старшую дочку боялась. Хорошо, что соседи уговорили ее уйти в Чалате, где моя мама живет. Я не знаю, что могло бы с ней быть. Даже думать об этом не хочу.
АДОЛЬФИНА
Дорога, которая к северному шоссе ведет, совсем плохая. Наш старый автобус-развалюха в горы еле тянет, дымит, будто паровоз, поднимает огромный столб пыли. Моя прабабушка Рубения говорила, что сам дьявол в такой пыли живет. Наверное, и мама моя в это немного верит. И вот, чтобы дьявола прогнать, мы, по старому обычаю, повторяем такие слова: «Твоя теща идет, твоя теща идет». Дорожная пыль садится на ветки деревьев, на листья так густо, что они становятся серыми, хотя зимой такие зелененькие-зелененькие, даже блестят после дождя. «Пуф-пуф-пуф» — отдувается наш автобус, будто задыхаясь пылью. Мы подпрыгиваем на своих сиденьях всякий раз, когда под колесо попадает камень. Нелегкое это дело — ехать в субботу. Теснота, пылища. И вдруг автобус останавливается. Что-то с колесом. Только этого еще не хватало! Умираю от усталости и духоты. Автобус набит пассажирами, словно банка сардинами.
— Останови на минутку! — кричит сероволосый кондуктор сероволосому шоферу, и из автобуса выходят сероволосые люди — на каждом толстенный слой пыли.
К счастью, такой дороги всего несколько километров. Потом выедем на асфальтированную, по которой наш автобус полетит словно на крыльях.
По этой дороге приехали компаньерос и сказали, что мне на несколько дней лучше исчезнуть из дому. И я подумала, что удачнее места, чем у бабушки, не найти. Но маме я сказала:
— Да нет, мама, наверное, не надо.
— Надо уходить. Не зря же говорят…
— Мы же ничего плохого не сделали, мама.
— После того что около банка было, власти обязательно заявятся. Я в этом даже уверена. И отец согласен, чтобы ты на неделю к бабушке Лупе уехала.
— Ну хорошо.
Вот так я и оказалась на дороге, которая вьется впереди. Она в этих краях на серпантин похожа. На подъеме к Чалате по обеим сторонам ее громоздятся огромные скалы. Сверху к побережью спускаются грузовики, везущие сборщиков хлопка. Сколько здесь высохшей земли! Серые столбы пыли поднимаются к небу. «Твоя теща идет, твоя теща идет».
Мы сами из этой пыли сотворены. Прах мы в этом мире и в прах обратимся, говорит священник. Плоть наша в прах превратится, а душа вознесется. В этих местах даже небо не голубое, а какое-то серое, пыльное.
— Жаль, что некому с тобой поехать.
— А зачем? Одна поеду.
— Не опасно ли, доченька?
— И похуже приходилось, мама. Это уж точно. Умею за себя постоять, ничего страшного.
— Пожалуй, страшнее будет, если ты здесь останешься.
«Чалатенанго, земля моя благословенная, сад цветущий Кускатлан[15]» — эту песню я в школе выучила. И хотя отец говорит, что это самая дурацкая песня, которую можно сложить про Чалатенанго и Кускатлан, мне она по душе. Отец мой грубоват немного, ему никогда не нравились школьные песни. А может, он и прав.
Банан съесть в нашем автобусе — все равно что комок грязи проглотить. Смотрю и удивляюсь, как это люди апельсины сосут. Может, жажда одолевает и другого выхода нет? В моей сумке лежат бананы для бабушки. Я всегда, когда к ней еду, везу несколько штук ароматных гинеос, потому что в ее краях такие не растут. Там только карликовые, толстые махончо да яблочные. Или беру пару крупных бананов, которые жарить можно. Такие там тоже не растут.
Всегда будто чудом появляется птичка. Это гуис[16]. «Куио-куио-куио» — издалека доносится его резкий голос, до того как ему прилететь. Бабушка говорит, что он и смерть тоже предвещает. А мой отец говорит совсем другое:
— Гуис кричит не просто «куио-куио-куио», а «Христос нас покинул». Разве ты не замечала, что гуис заливается на страстной неделе или накануне ее?
А я думаю, что эти птички поют, когда пить просят. Но никто им не дает. Между тем гуис взлетает и садится на самый кончик ветки гуанакасте, и, если бы он не пел, вряд ли бы его увидели. В чем я уверена, так это в том, что гуисы гостя предвещают. Не раз в этом убеждалась. Если мама чего-то готовит и слышит гуиса, она говорит, что, похоже, придет кто-то. И правда, всегда кто-то заходит. Ну чем не доказательство?