Не подумав, поднимаю руку, чтобы перекреститься. Еще решат, что я ненормальная или крещусь, потому что боюсь их. Но в этом возрасте уже не боятся. А если правду говорить, то не такая уж я и старая. Дело в том, что мы рожать начинаем с детства. Я от Хосе понесла в пятнадцать лет. Никто не скажет, что мне всего сорок пять будет. Жизнь сильно меня потрепала.
«Может, они воды хотят?» — снова мелькает у меня в голове.
Нет, этим мерзавцам лучше ничего не предлагать. Слезы глаза застилают и все катятся и катятся по щекам. А этим грязным передником даже вытереться нельзя — года два назад его мне Хосе подарил — да, наверное, и незачем. Все равно заметят, что глаза от слез красные.
Кого они из себя корчат? Да нет, не корчат. Они просто хлюсты от роду. По их глазам это видно. И кто только выдумал эти власти? Осатанели они. Это точно. Хотя и упитанные все, а кожа-то сухая какая-то. Вероятно, невеселая жизнь у них. А у нас — чего уж там зря говорить, хотя и бедно мы живем, но веселиться умеем. Ясное дело, нужно уметь хвост держать кверху.
— Нет-нет, не хотим, — ответили они, когда я им воды предложила. А что сталось бы, если б попили? Вода — дело святое. Никогда от нее нельзя отказываться, хоть сам дьявол подает. — У нас фляги есть с водой.
— Да я так, на всякий случай.
Ну и пусть, как хотят. Одно дело — страх перед ними, а другое — внимание.
Тут я увидела, что Пихириче, повиливая хвостом, направляется ко мне.
— Пошла отсюда! — прикрикнула я. Не скажу, что она у нас умная, нет. Но хорошо, что молчит. Другая давно бы уже гостей облаяла. Только я это подумала, а она как зальется. — Сказала тебе, пошла вон!
— Откуда взялась эта псина?
— Вот видишь, дуреха, тебя уже псиной называют.
Раз облаяла, значит, теперь пристукнут. А Пихириче между тем спокойно направилась к одному из полицейских. Я не выдержала и что было мочи крикнула:
— Стой!
Но было поздно. Слышу грубый, хриплый голос:
— Ах ты шелудивая! Прямо на ботинок напрудила! Гадина паршивая!
Пинок ногой, и полетела моя собачонка будто мячик. Так я и думала, что этим дело кончится. Иди отсюда, пока ребра тебе не поломали. За дело. Так тебе и надо. Вот какая глупость может приключиться. А я еще говорила, что собачка умная. Смотрю, полицейский ногой в ботинке трясет, стараясь собачью мочу смахнуть, и смех меня разбирает. Не могу удержаться от смеха, да и все тут. «Что это с ней, со старой дурой?» — наверное, подумали они. Молодец собачка, отомстила за меня. Ну и сукин сын тоже хорош. А по правде сказать, смех меня одолел не потому, что собака на человека помочилась, а потому, что вспомнила я шутку, которую мне Хосе рассказывал.
К знаменитому генералу Гомесу приходит гость. Генерал возлежит в гамаке. Посетитель садится на табуретку, под которой устроилась генеральская собака. Неожиданно посетитель издает непотребный звук. Чтобы как-то выйти из неловкого положения, он, делая вид, что это произошло с собакой, бросает с упреком: «Ну и песик!» — и заглядывает под табуретку. Генерал, дымя сигарой, покачивается в гамаке. А посетитель неожиданно еще раз издает тот же звук, снова нагибается к собаке и повторяет: «Что ты, песик?» Генерал продолжает спокойно раскачиваться в гамаке. А когда то же самое случилось и в третий раз, генерал, обращаясь к собаке, говорит: «Убирайся поскорей, не то на тебя еще и напакостят».
Любимая шутка Чепе Гуардадо.
— А старуха, видать, чокнутая.
Видите, что можно заработать из-за твари неразумной?! Моя мама всегда мне говорила: «Дурочка ты, все хохочешь и хохочешь». Это правда. Когда маленькая была, смеялась просто так, без всякой причины. «Зубы у тебя от смеха вылетят», — говорила мне мама. Или еще: «Когда девчонка начинает слишком часто смеяться, парня ей надо».
Но мне тогда еще лет десять только было, и ничего я такого не понимала. И надо же тому случиться, что через четыре года я за Чепе замуж сразу вышла без всякого там ухаживания. Он старше меня был, и мама все сама уладила. Мне едва пятнадцатый пошел, когда Хосе взял меня к себе. Мне и погулять-то в девушках нисколько не пришлось: выходишь замуж — про все забыть должна. А я еще и забеременела Марией Пией сразу. Хочешь не хочешь, а серьезной будешь, если детей растить надо и забот все больше и больше становится. Мы, взрослые, можем и поголодать, а дети — совсем другое дело.