— В средних классах во время презентации в классе я сказал слово «оргазм» вместо «организм».
— Я случайно написала сообщение «Я люблю тебя» своему вожатому в лагере вместо мамы.
— Меня застукали за купанием нагишом с Мелиссой Питерсон. В школьном бассейне. Это был ее отец, директор.
Дейзи смотрит на меня, поджав губы, и барабанит пальцами по столу. Наверное, пытается придумать что-нибудь, я терпеливо жду.
— Когда была маленькой, я выбегала из ванной и носилась по всему дому, крича: «Мокрый голый ребенок!» — пока мама пыталась поймать меня с полотенцем в руках.
— Не-е-ет.
— Да. Клянусь.
— Вряд ли это засчитывается, ты была маленькой.
— Я делала так до второго класса.
Мы молча смотрим друг на друга, а затем оба прыскаем со смеху.
— Понятия не имею, о чем я думала, — говорит она, продолжая хихикать. — Но в то время это был мой ритуал.
— Я могу свозить тебя на нудистский пляж.
— Нет! Ни в коем случае! Никогда.
— Значит, ты уже переросла стадию эксгибиционизма?
— Да. Определенно.
— Расскажи мне что-нибудь еще. Какую-нибудь неловкую историю из студенческой жизни.
— Первый курс, — Дейзи хватает бокал вина и делает большой глоток, будто пытаясь набраться таким образом смелости. Я изо всех сил сдерживаю смех, — Мне было так неловко, что я чуть не бросила университет.
— Выкладывай.
Ее щеки окрасились восхитительным румянцем.
— У меня были дневные занятия в другом конце кампуса. Я была ботанкой, которая приезжает на десять минут раньше и сидит в первом ряду, — она качает головой и закатывает глаза, а я сразу представляю себе чопорную и прилежную студентку Дейзи — в очках и с дерзким хвостиком. Мне очень нравится эта картинка. — Ударили морозы, поэтому я решила выйти пораньше обычного.
— Ты и правда была ботанкой.
— Ага. Значит, я выхожу из общежития средь бела дня. По кампусу болтается куча студентов, — она обводит ресторан рукой, чтобы подчеркнуть, что народу было и много и повсюду. — Я отхожу от общежития на десять шагов и решаю срезать дорогу по траве, потому что мне нравится, как она хрустит на морозе, — она закрывает глаза и вздыхает, а потом качает головой и снова их открывает. — В общем, я поскальзываюсь. БАМ. Падаю прямо на задницу. На глазах у миллиарда студентов, — Дейзи качает головой. — Знаю-знаю. Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я знаю, что люди постоянно падают и бла-бла-бла… — она в очередной раз вздыхает и делает еще глоток вина. — Но есть кое-что еще.
— Внимательно слушаю, — ухмыляюсь я, наслаждаясь тем, что сейчас она даже не может на меня смотреть.
— Когда я упала, раздался треск.
Я смеюсь, и она наконец смотрит на меня.
— Ко мне подошел симпатичный парень из моего общежития, но я не хотела принимать его помощь, так как подозревала, что у меня задница вываливается из штанов. Я стала отмахиваться от него, но он подумал, будто я протягиваю ему руку. В общем, я встала и схватилась за задницу, чтобы определить, насколько все плохо, а сама сделала вид, будто просто отряхиваю джинсы. Только он решил, что мне больно, поэтому спросил, в порядке ли я. Все закончилось тем, что он посмотрел на мою задницу. Буквально, потому что тогда был первый курс, и я решила утвердить свою новообретенную независимость, надев стринги.
— Довольно грустная история, — сочувственно кивая, соглашаюсь я.
— До конца семестра я не могла смотреть на этого парня.
— Но ты успела на занятия? — с серьезным видом пытаюсь спросить я, но терплю неудачу.
— Ха-ха, — огрызается Дейзи и быстро отводит взгляд, но через минуту бормочет: — Успела.
— И после этого ты пошла на занятия? Ты действительно была закоренелым ботаником.
— Ага. Самое обидное, что на мне были зимние сапоги на рифленой подошве. Но они не уберегли меня от падения.
— Просто ужасно.
— Да.
— У тебя вообще был секс в университете?
— До третьего курса не было.
Я начинаю хохотать. Эта девушка неподражаема.
— У меня была психологическая травма после происшествия с джинсами.
— Могу себе представить, милая.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
По дороге в отель сексуальное напряжение на заднем сиденье автомобиля просто зашкаливает. По крайней мере, для меня, но он точно чувствует то же самое. Между нами будто натянуты осязаемые струны. Дженнингс обнимает меня за плечи, лаская кончиками пальцем округлость груди. Моя рука лежит на его бедре и неторопливо поглаживает его. Тихие поцелуи не оставляют никаких сомнений, чем закончится сегодняшний вечер.
Автомобиль — оказывается, он просто взял его в аренду — подъезжает к главному входу в отель. Дженнингс берет меня за руку, и мы идем внутрь. За нами со свистом закрываются автоматическая дверь. Мы молча направляемся к лифту. Наверное, напоминаем довольную друг другом парочку, а не людей, которые только недавно познакомились. Мне комфортно с ним.
Когда мы подходим к моему номеру, Дженнингс останавливается, разворачивает меня к себе и целует. Его губы нежно ласкают мои: одна рука покоится на шее, другая — на бедре. Он прикусывает мою нижнюю губу, а потом отстраняется и, отступив на полшага назад, проводит рукой по челюсти.
— Спокойной ночи, — возбужденно сверкая глазами, произносит он. После чего разворачивается и идет обратно к лифту.
Какого. Черта.
— Куда ты идешь? — тихо интересуюсь я, глядя вслед удаляющейся фигуре, поскольку время уже позднее, а отель семейный.
Дженнингс останавливается и поворачивается. Нас разделяют три-четыре шага. Хотя сейчас мы должны быть обнаженными, а между нами только тонкий слой латекса на его члене.
— К себе, — он показывает пальцем через плечо в сторону своего номера. — Первое свидание. Я провожаю тебя до двери и целую на прощание.
— Шутишь? — уверена, моя челюсть уже где-то на полу.
— Нет? — он вызывающе вздергивает бровь. — Я думал, на первом свидании в гости не заходят. Помнится, ты упоминала об этом в своем списке правил?
— Это список для обычных парней. А ты не обычный.
— Значит, я особенный? Или странный? — он прикусывает нижнюю губу и, ухмыльнувшись, склоняет голову набок.
— Хочешь, чтобы я умоляла? Кроме того, это были рекомендации, а не правила, — добавляю я, расправляя плечи, и, вздернув подбородок, скрещиваю руки на груди.
— Ах рекомендации. Получается, они необязательные?
— Это всего лишь список правил, на которые стоит ориентироваться, а не закон.
— А-а-а. Понятно, — кивает Дженнингс, продолжая стоять на месте. — Хотя мне понравилась мысль о том, что ты будешь меня умолять, — он делает шаг ко мне и останавливается. — Ну приглашай тогда.
А он не собирается быстро сдаваться.
— Не хочешь войти? — как можно соблазнительнее произношу я и, покраснев от двойного смысла слов, со стоном шлепаю себя по лбу ключом-картой.
Дженнингс с усмешкой подходит и забирает у меня ключ.
— Раздевайся, — приказывает он, как только за нами закрывается дверь.
— Вот так сразу?
— Если тебе что-то мешает, могу сделать это за тебя.
— Давай, — пожимаю плечами я.
Дженнингс замирает, застигнутый врасплох, а потом на его лице медленно расплывается улыбка. Он прекращает расстегивать свою рубашку и пристально смотрит на меня. Кажется, кто-то воспользовался моим трехсекундным приемчиком. Сейчас, находясь по другую сторону, могу сказать вам, что он очень эффективный. У меня перехватывает дыхание, и я чувствую себя на грани исступления, когда он сокращает и так небольшое расстояние между нами. Дженнингс проводит пальцем по моей ключице, и это движение отдается во всем теле: пульс зашкаливает, соски твердеют, и я так возбуждаюсь, что он с легкостью мог бы взять меня прямо сейчас.