— Не могу пошевелиться, — распластавшись на нем, произношу я.
Дженнингс кладет руку на мой затылок и перекатывает меня на спину, после чего отстраняется и встает. Я недовольно ворчу.
— Не двигайся, — говорит он.
Я хлопаю по матрасу.
— Я же сказала, что недееспособна, ты, секс-маньяк. Наверное, я никогда не приду в себя. Возможно, завтра меня уволят, потому что я не смогу ходить. Когда мы будем проезжать мимо достопримечательностей, я буду показывать на них и говорить: «Извините, ребята, мы не можем выйти из автобуса, потому что после вчерашнего секса я не в состоянии».
— Тебя не уволят, — кричит он по дороге в ванную. Очуметь, какая у него задница. И как это ускользнуло от моего внимания?
— Ты не можешь знать наверняка. Я вполне могу облажаться, — ты даже не представляешь, насколько я права.
— Я замолвлю за тебя словечко, — раздается голос из душа. Дверь в ванную комнату приоткрыта, но с кровати мне Дженнингса не видно.
— И как же? Это ты меня отвлекаешь от работы. Не думаю, что у тебя есть право голоса, — господи, мужчины. Думают, будто могут решить все.
Дженнингс выключает воду и выходит из ванной. Спереди он тоже ничего. У меня перехватывает дыхание всего лишь от его вида. Он такой мужчина. Высокий, статный. С рельефными мышцами, крепкой челюстью и вздутыми венами. Те, что на внешней стороне рук, вызывают во мне желание. Они просто совершенство. А та большая вена по всей длине члена? Я ее фанатка. Безумная фанатка.
Дженнингс подходит ближе к кровати, и я замечаю в его руке полотенце для лица. Подождите. Он что?..
Да.
— Боже мой, — я закрываю лицо рукой и пытаюсь свести колени вмести, когда он опускает полотенце между ног. Мне тепло, мокро и о-о-очень неловко. Дженнингс, кажется, не испытывает никаких проблем с тем, чтобы обтереть меня и раздвинуть мне ноги свободной рукой.
— Ты сказала, что слишком устала, чтобы вставать.
— Это так неприлично.
— Неприлично? — в его голосе слышен смех. — Ты кончила мне на руку — вот что неприлично. Лежать на кровати задницей кверху — неприлично тоже. Трахать тебя так, что ты теперь не можешь ходить, — неприлично. А это не неприлично. Это я отдаю дань.
Я смотрю на него сквозь пальцы.
— Дань? Серьезно?
Дженнингс проводит полотенцем по внутренней стороне одного бедра, а затем переходит на другое. Кожу покалывает в местах его прикосновений. Наконец он вытирает мне промежность и завершает свое дело. Я снова возбуждена и немного смущена. Самое большое, что для меня делали прежде, — это просто вручали бумажное полотенце.
— Своего рода религиозный обряд, милая.
— С моей вагиной?
— Я очень ценю и уважаю ее, — невозмутимо отвечает Дженнингс.
Я издаю стон, а он смеется.
Этот парень огромная проблема.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Следующие два дня пролетают как один миг. Я парю на крыльях, потому что у меня было самое лучшее свидание и секс. Я счастлива и уверена в себе, на моем лице сияет улыбка, а в разбитом сердце поселилась надежда.
Мне удается справляться с работой и заниматься сексом с Дженнингсом. Наверное, стоит добавить в свое резюме, что я способна выполнять несколько задач одновременно.
В Вильямсбурге, пока группа с интересом наблюдает за тем, как кузнец кует из железа инструменты, Дженнингс тянет меня за угол и целует так, что перехватывает дыхание.
В Джеймстауне, пока группа проводит время на экскурсии по трем кораблям, которые доставили первых английских переселенцев в Вирджинию в 1907 году, Дженнингс тащит меня в укромный уголок позади билетной кассы, засовывает руку мне под юбку и доводит до оргазма, а другой вовремя успевает зажать мне рот, чтобы я нас не выдала.
В Ричмонде — ох, Ричмонд… Мы останавливаемся в Ричмонде, чтобы посетить церковь Святого Джона, место, с которого началась Американская революция после того, как Патрик Генри произнес знаменитую речь: «Дайте мне свободу или дайте мне умереть». Пока группа наслаждается экскурсией по церкви и присаживается на скамьи, на которых, возможно, сидели Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон, мы с Дженнингсом занимаемся сексом в туалете.
Не думаю, что когда-нибудь смогу вспоминать о Ричмонде, не покраснев.
По дороге в Геттисберг мы проезжаем мимо национального парка Шенандоа и Голубого хребта. Виды просто потрясающие, так же как и время, которое мы проводим с Дженнингсом, болтая обо всем и ни о чем.
На одной из остановок нам попадаются игровые автоматы, и я уделываю его в скибол. На другой он ведет меня ужинать в блинную. Я издаю довольные стоны, поедая блинчики, отчего у него темнеют глаза, а я пытаюсь не рассмеяться с набитым ртом.