— Этот тест годен до седьмого октября или до десятого июля?
— До седьмого октября, — спокойно отвечает Дженнингс. Из него выйдет отличный отец. — И срок его годности истекает через два года, — язвительно добавляет он.
— Знаешь, а ведь у нас могут быть близнецы, — отвечаю я, просто чтобы поиздеваться над ним. Теперь его уверенность померкла. Дженнингс протягивает руку и хватает тест. — В домашних условиях этого не определить. Нам придется подождать до первого ультразвука. Моя мама была на шестом месяце, когда они обнаружили второе сердцебиение. Черт, а ведь правда, вполне могут быть близнецы.
— Хорошо, — откашливаясь, произносит он. — Два по цене одного было бы замечательно.
— Два по цене одного? Я что, по-твоему, вынашиваю двойную упаковку шоколадного бисквита?
— А как еще мне это назвать? — Дженнингс пожимает плечами, не обращая внимания на мою реакцию. — Мне почти сорок, милая, и я буду рад иметь сразу двоих детей.
Черт возьми.
Уверена, он специально употребляет английские словечка, когда я злюсь на него. Знает, что это моя слабость. Достаточно сказать «без задних ног» и «выпотрошенный», и ему все сходит с рук.
Неожиданно до меня доходит, что ребенок будет британцем.
Знаете, что в этом хорошо?
Все.
Нет, я в курсе, что американские малыши ничем не отличаются, но у британских крутейшие имена. Поппи и Пиппа. Амелия и Исла. Оскар и Джордж. Ну, не считая Джорджа. И они говорят с британским акцентом… Ребенок с британским акцентом, у которого случится истерика в «Уайтроз» будет раздражать в сотню раз меньше, чем американское дитя в «Уолмарте». Это факт. Минуточку…
Боже.
Мой.
— Они будут называть меня мамочкой, — говорю я и, спустив трусики, сажусь на унитаз. Мне даже наплевать, что Дженнингс стоит в ванной. Мы уже достаточно женаты, чтобы не стесняться ходить друг перед другом в туалет. Я протягиваю руку, и Дженнингс подает мне палочку.
— Э-э, да. Полагаю, что да. Но мы можем научить его называть тебя мамой.
— Нет! — качаю я головой. — С ума сошел? Я должна быть мамочкой! — пописав на тест, я надеваю на него колпачок и кладу на тумбу. — Не смотри на него без меня! — предупреждаю я и смываю за собой. Потом натягиваю трусики и мою руки. Дженнингс не двигается с места и продолжает стоять, прислонившись к стене. — Шестьдесят секунд уже прошло?
— Нет, только четырнадцать.
— О.
Я пристально смотрю ему в глаза три секунды, а потом теряю терпение и подхожу к тумбе. Ставлю на нее локти и кладу подбородок на кисти рук. Дженнингс пристраивается за моей спиной, опускает руки по обе стороны от моих и наклоняется.
— Не отвлекай меня, — говорю я. Когда он находится так близко, все всегда заканчивается сексом.
— Я ничего не делаю, — отвечает он. Его дыхание щекочет мне шею, и у меня в животе порхают бабочки, которых становится больше, когда на его губах расплывается улыбка, и он прижимается к шее губами. Потому что результаты готовы. Две полоски. Две очень четкие полоски, тут уж никаких сомнений.
Я разворачиваюсь и обхватываю его талию ногами. Мы оба улыбаемся и смеемся. Дженнингс несет меня из ванной в спальню.
— Ты больше не сможешь этого делать, — ворчу я.
— Делать чего? Заниматься с тобой любовью посреди дня? Уверен, ребенок в это время будет спать.
— Нет, глупый. Ты больше не сможешь носить меня вот так, — мои руки лежат у него на плечах, а пальцы переплетены за шеей. Я смотрю на расстояние между нашими телами, а потом снова на него. — Я не помещусь.
— Хм, скорее всего, нет, — Дженнингс с порочной ухмылкой бросает меня на кровать, и я подскакиваю на пружинистом матрасе. — Буду носить тебя боком. Что скажешь?
— Ты сейчас должен меня успокаивать, — я морщу нос и прищуриваюсь. — И врать. Говорить, что я наберу не больше стоуна,9 и незнакомые люди будут восхищаться моей стройной беременной фигурой.
Женщины на работе говорят о весе в стоунах. Не знаю, сколько это в фунтах, но мне нравится мысль о том, что нужно скинуть всего один стоун.
Я работаю не на Дженнингса. На этом настояла я. У меня ушли месяцы, чтобы найти работу, когда я переехала в Лондон. Мне очень хотелось спрятаться в норку и признать поражение, но я продолжала идти вперед. И наконец устроилась в дизайнерскую фирму. Я узнала очень много нового, и мне все нравится. Пока это идеальный вариант.
Конечно, Дженнингс продолжает настаивать, чтобы я работала на семейную корпорацию. Говорит, что я великолепна, и компания многое теряет без моего таланта. Завлекает меня рассказами о том, как мы будем вместе ходить на работу и устраивать тайные свидания в его кабинете во время обеда.